98 
– Нет, – честно призналась Инга.
– Не огорчайтесь, – сказал Смолин, разливая по рюмкам. – Никто не может. Знаете, в чем тут дурная пикантность? Георгиевский крест и орден Боевого Красного Знамени сплошь и рядом могут принадлежать одному и тому же человеку – масса примеров. Был у вас дедушка… ах нет, учитывая ваши юные года, скорее уж прадедушка. В царские времена заслужил Георгия, потом пошел в Красную армию и получил там, условно говоря, Боевое Красное Знамя. Крест вы можете продать, как уже говорилось, совершенно свободно – а вот за Знамя вас самый гуманный в мире суд так вздрючит… А ведь они принадлежали одному и тому же человеку, славою покрытому, только не убитому… Как вам такие казусы?
– Сюрреализм какой-то, – поежилась Инга.
– Может быть, – сказал Смолин. – Только мы в этом сюрреализме варимся всю сознательную жизнь… и кое-кто, не исключая иных из здесь присутствующих, и по зонам пошатался исключительно за то, что во всем цивилизованном мире считается совершенно безобидным, приличным деянием… Теперь-то хоть понимаете, красавица, в какой театр абсурда вас занесло? Вот они, темы, их тут вороха…
– А что, я напишу! – сказала Инга с хмельным воодушевлением.
– И ничего не изменится… – сказал Смолин. – Дедушка старый, дедушка лучше знает жизнь на грешной земле…
– Ну уж, так ничего и нельзя изменить… Что вы на меня так смотрите?
– Прикидываю, что пора вам такси вызывать, милая Инга, – сказал Смолин. – Самое время.
– Да вовсе я не пьяная…
– Согласен, – сказал Смолин. – Вот только вы уже на грани… точнее, не вы, а мы. Лучше бы вам домой, к папе с мамой…
– Я только с мамой живу.
– Значит, к маме, – сказал Смолин. – Время позднее, места уединенные, а я – не джентльмен, честно вам говорю. У меня все реакции нормального мужика…
– Приставать будете? – осведомилась она тоном, в котором прослеживалась некая игривость.
Смолин встал, сделал два шага, остановился над ней и сказал серьезно:
– Приставать не буду. «Приставание», по моему глубокому убеждению, – пошлый и жалкий процесс: потный и резкий мужик глупо суетится, хватает девицу за коленки, глупости несет… А вот предпринять чего-нибудь могу… особенно если мы еще хватим. Хотел бы я посмотреть на мужика, который в данной ситуации так ничего и не предпримет… да на вас глядя, зубы сводит у любого нормального…
Инга медленно встала, и они оказались лицом к лицу. Смолин, глядя ей в глаза, двумя пальцами убрал прядку со щеки, погладил по щеке тыльной стороной ладони – а она придвинулась вплотную, так что обнимать следовало смело. Ну, он и обнял. И все получилось прекрасно, Инга, правда, чуточку сопротивлялась время от времени – но исключительно порядка ради, дабы события не летели аллюром…
Глава 6,
в которой наконец-то блестит сталь…
Тихонечко выбравшись на рассвете из постели так, чтобы не разбудить безмятежно спавшую Ингу, Смолин первым делом с превеликим удовольствием посетил туалет. Особых алкогольных излишеств вчера не наблюдалось, так что голова, в общем, не болела и во рту не чувствовалось следов пресловутого ночлега эскадрона. Блаженно зевнув и почесав голое пузо, он, как обычно, первым делом взял со стола телефон, чтобы глянуть, как там обстоит дело с рубрикой «Вам звонили».
Интересные получались дела. Судя по прекрасно известным номерам, вчера, поздней ночью, дважды звонил Шевалье (хотя такое ему было не свойственно), а вот Шварц, тот тоже проявил необычную напористость: с полуночи до трех звонил шесть раз, а с шести утра – еще четырежды. Прежде такого, честно, не случалось, и Смолин даже забеспокоился чуточку: стряслось нечто непредвиденно-жуткое?
На цыпочках спустившись на первый этаж, он свернул в гостиную, плотно притворил за собой дверь и набрал Шварца. Тот откликнулся после второго гудка.
– Случилось что-нибудь? – спросил Смолин, пребывавший в самых трудноописуемых чувствах.
– У нас-то ничего, – ответил Шварц загадочно. – А вот ежели вообще, тогда да… Выходи.
– Куда? – тупо спросил Смолин.
– На улку! – хохотнул Шварц. – Я уж полчаса как торчу у калитки, ежели ты, босс, еще не понял…
Метнувшись к окну, Смолин распахнул занавески. И точно – у зеленого металлического заборчика, ограждавшего крохотный палисадник, стояла черная «целика» Шварца с ним самим, понятное дело, внутри.
98 
