25 
Х л у д о в. Умно. Очень. Умный человек, а? Большевикам вы ничего не сделали, можете возвращаться спокойно.
С е р а ф и м а. Одного я только не знаю, одно меня только и держит – это что будет с вами?
Х л у д о в (таинственно манит ее пальцем. Она придвигается, и он говорит ей на ухо). Только тсс... вам-то ничего, а за мной контрразведка по пятам ходит, у них нюх... (Шепчет.) Я тоже поеду в Россию, можно ехать сегодня же ночью. Ночью пойдет пароход.
С е р а ф и м а. Вы тайком хотите, под чужим именем?
Х л у д о в. Под своим именем. Явлюсь и скажу: я приехал, Хлудов.
С е р а ф и м а. Опомнитесь, вас сейчас же расстреляют!
Х л у д о в. Моментально. (Улыбается.) Мгновенно. А? Ситцевая рубашка, подвал, снег... Готово! Тает мое бремя. Смотрите, он ушел и стал вдали.
С е р а ф и м а. А! Так вот вы о чем бормочете! Вы хотите смерти? Безумный человек! Останьтесь здесь, может быть, вы вылечитесь?
Х л у д о в. Я вылечился сегодня. Я совершенно здоров. Не таракан, в ведрах плавать не стану. Я помню армии, бои, снега, столбы и на столбах фонарики... Хлудов пройдет под фонариками.
Громкий стук в дверь. Она тотчас открывается, и входят Г о л у б к о в и Ч а р н о т а. Оба одеты в приличные костюмы. В руках у Чарноты чемоданчик. Молчание.
С е р а ф и м а. Сережа!.. Сережа!
Ч а р н о т а. Здравствуйте! Что же вы молчите?
Х л у д о в. Ну вот они. Приехали. Я же говорил вам...
Г о л у б к о в. Сима! Ну что же, Сима, здравствуй!
Серафима обнимает Голубкова и плачет.
Х л у д о в (морщась). Пойдем, Чарнота, на балкон, поговорим. (Уходит с Чарнотой за стеклянную стену.)
Г о л у б к о в. Ну не плачь, не плачь. О чем ты плачешь, Серафима? Вот я, я вернулся...
С е р а ф и м а. Я думала, что ты погиб! О, если б ты знал, как я тосковала!.. Теперь для меня все ясно... Но все-таки я дождалась! Ты теперь никуда больше не поедешь, я тебя не отпущу.
Г о л у б к о в. Никуда, конечно, никуда! Все кончено! И мы сейчас все придумаем! Как же ты жила здесь, Сима, без меня? Скажи мне хоть слово!
С е р а ф и м а. Я измучилась, я не сплю. Как только ты уехал, я опомнилась, я не могла простить себе, что я тебя отпустила! Все ночью сижу, смотрю на огни, и мне мерещится, что ты ходишь по Парижу, оборванный и голодный... А Хлудов больной, он такой страшный!
Г о л у б к о в. Не надо, Сима, не надо!
С е р а ф и м а. Ты видел мужа моего?
Г о л у б к о в. Видел, видел. Он отрекся от тебя, и у него новая жена, а кто – совершенно неинтересно... И... так лучше, и ты свободна! (Кричит.) Хлудов, спасибо!
Х л у д о в и Ч а р н о т а входят.
Х л у д о в. Ну вот, все в порядке теперь, а? (Голубкову.) Ты ее любишь? А? Искренний человек? Советую ехать туда, куда она скажет. А теперь прощайте все! (Берет пальто, шляпу и маленький чемодан.)
Ч а р н о т а. Куда это, смею спросить?
Х л у д о в. Сегодня ночью пойдет пароход, и я с ним. Только молчите.
Г о л у б к о в. Роман! Одумайся! Тебе нельзя этого делать!
С е р а ф и м а. Говорила уже, его не удержишь.
Х л у д о в. Чарнота! А знаешь что? Поедем со мной, а?
Ч а р н о т а. Постой, постой, постой! Только сейчас сообразил! Куда это? Ах туда? Здорово задумано! Это что же, новый какой-нибудь хитроумный план у тебя созрел? Не зря ты генерального штаба! Или ответ едешь держать? А? Ну так знай, Роман, что проживешь ты ровно столько, сколько потребуется тебя с парохода снять и довести до ближайшей стенки! Да и то под строжайшим караулом, чтоб тебя не разорвали по дороге! Ты, брат, большую память о себе оставил. Ну, а попутно с тобой и меня, раба божьего, поведут, поведут... За мной много чего есть! Хотя, правда, фонарей у меня в тылу нет!
С е р а ф и м а. Чарнота! Что ты больному говоришь?
Ч а р н о т а. Говорю, чтобы остановить его.
Г о л у б к о в. Роман! Останься, тебе нельзя ехать!
Х л у д о в. Ты будешь тосковать, Чарнота.
Ч а р н о т а. Эх, сказал! Я, брат, давно тоскую. Мучает меня Киев, помню я Лавру, помню бои... От смерти я не бегал, но за смертью специально к большевикам тоже не поеду. И тебе из жалости говорю – не езди.
Х л у д о в. Ну, прощай! Прощайте! (Уходит.)
Ч а р н о т а. Серафима, задержи его, он будет каяться!
С е р а ф и м а. Ничего не могу сделать.
Г о л у б к о в. Вы его не удержите, я знаю его.
Ч а р н о т а. А! Душа суда требует! Ну что ж, ничего не сделаешь! Ну, а вы?
С е р а ф и м а. Пойдем, Сергей, проситься. Я придумала – поедем ночью домой!
Г о л у б к о в. Поедем, поедем! Не могу больше скитаться!
Ч а р н о т а. Ну что ж, вам можно, вас пустят. Давай делить деньги.
25 
