очень нудно 
26 
Саид поднял руку к лицу.
— Да. — Ему стало не по себе от внезапного внимания девочки и ее пристального взгляда.
Шира продолжала одевать дочку.
— Болит? — спросила Тахмина.
— Нет, не болит, — ответил он.
— Ты у нас долго будешь жить?
— Некоторое время поживу.
— Хочешь посмотреть мои игрушки? — тихонько спросила она.
Он покачал головой:
— Тебе пора идти.
Шира застегнула молнию на красном комбинезоне, помогла надеть шапочку, а девочка не сводила серьезных глаз с Саида. На спине у нее был красный ранец.
Саид ушел в ванную.
Немного погодя хлопнула входная дверь, и он остался в квартире один.
Когда через сорок минут Шира вернулась, Саид сидел за кухонным столом и жевал булочку. Рядом с тарелкой стояла наполовину полная кружка кофе.
— Ты сегодня не работаешь? — спросил он.
— Мне к девяти.
Шира села напротив него, облокотилась на стол. Между бровей у нее залегли две глубокие складки, которых он раньше не замечал.
— Раз ты будешь жить тут с нами, — начала она, — я хочу кое-что тебе объяснить.
Саид скептически взглянул на нее и отложил недоеденную булочку.
— Во-первых, Тахмина тебя боится. Дальше так не пойдет.
— У нее нет никаких причин меня бояться.
— Да? — Она откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди. — Конечно, твое лицо пугает ее, Халед, и ничего тут не поделаешь. Выглядит оно не слишком красиво. Но к этому она наверняка постепенно привыкнет. Проблема в том, что ты, по сути, почти не разговариваешь с ней, не здороваешься, ничем не показываешь, что она хоть что-то для тебя значит. Она тебя боится. Понимаешь? Нельзя, чтобы девочка боялась человека, который живет с нею под одной крышей.
— Нет, я не понимаю! — Что знают эти двое о том, каково жить с человеком, которого боишься, подумалось ему. Он мог бы рассказать им о Нуре, о том, как она пять бесконечно долгих лет жила в постоянном страхе, пока ее не убили. — Я ничего Тахмине не сделал. У нее нет никаких причин меня бояться. — Он выдержал пристальный взгляд Ширы. — Что же до моей внешности… тут я ничего не могу поделать.
— Как ты получил этот шрам?
Он медленно встал. Ножки стула царапнули по линолеуму.
— Сядь, Халед. Мы же разговариваем.
— Ты забыла, что такое уважение? — Саид приподнял брови. — Как ты со мной разговариваешь?
— Халед, сядь. Ты живешь в моем доме. И я должна кое-что выяснить.
Саид не слушал.
— Что ты за женщина, Шира? Чадры не носишь, и я ни разу не видел, чтобы ты молилась. Время первого намаза — пять утра. Что ты делаешь в это время? Спишь?
— Да. Сплю. Но тебя слышу.
Он покачал головой.
В ее глазах мелькнула тень сомнения.
— Я догадываюсь, откуда ты приехал, но это все равно. Здесь, в моем доме, действуют мои правила, и тебе придется их соблюдать.
— Не указывай мне, что делать, — тихо сказал он. — Никаких правил, ничего вообще. Через несколько минут придет связной. — Он посмотрел на нее с презрением и добавил: — Я буду в гостиной. А ты прибери тут.
20
Марван Ханжур оказался человеком маленького роста, хилого телосложения и неопределенного возраста. Короткие седые волосы и борода как будто бы указывали на немалые годы, однако на лице не было ни единой морщинки. Наверно, от отсутствия мимики, подумал Саид. Когда они здоровались, в лице Марвана Ханжура ничего не дрогнуло, только веки приподнялись.
Шира поцеловала Марвана Ханжура в обе щеки, взяла у него меховую шапку, шарф и коричневую куртку с кожаными нашивками на локтях и повесила на вешалку.
Они прошли в гостиную. Шира накрыла стол белой скатертью и подала чай с медовой коврижкой. Сразу после этого она извинилась и ушла на работу.
Пристально рассматривая Саида, Марван поначалу говорил о том, как холодно порой бывает в Норвегии и как они с друзьями каждую зиму живут ожиданием лета, а затем перешел к тому, что в этой стране холод поселился и в душах людей, что Норвегия стала обществом вседозволенности и правоверному мусульманину очень тяжело жить в стране морального упадка.
Пока Марван говорил, Саид сидел молча. Когда же пришло время второго намаза, принес из спальни коврик. Они по очереди совершили в ванной омовение. Затем стали на колени посреди гостиной и вознесли молитву.
Потом снова уселись за стол.
Лицо Марвана все больше завораживало Саида. Непроницаемость свидетельствовала о высочайшем самообладании и достоинстве. Говорил он тихим ровным голосом, начисто лишенным эмоций. Хорошо бы и ему овладеть таким умением, подумал Саид. Но для этого требовались внутреннее спокойствие и самообладание, которых он пока не имел. Возможно, ему вообще никогда этого не достичь.
26 
