7 
Уэбберли вздрогнул и, чтобы скрыть смущение, притворился, будто пытается прихлопнуть назойливую муху.
— Меня совесть гложет.
— Ты не просто чертов дурень — ты еще и сентиментальный дурень. За все время своего пребывания в следственном отделе Барбара Хейверс не сумела сработаться ни с одним напарником. Восемь месяцев назад ты перевел ее в патрульные, и там она отлично справляется. Забудь о ней.
— Я не пробовал дать ей в напарники Линли.
— Ты бы еще принца Уэльского дал ей в напарники! В твои обязанности не входит перемещать сержантов с места на место, пока не подберешь им подходящую должность, чтобы они могли счастливо устроиться до самой старости. Твоя обязанность — обеспечить, чтоб дело двигалось, а если в это дело встрянет Хейверс, следствие никогда не кончится. И хватит об этом.
— Мне кажется, этот опыт кое-чему ее научил.
— Чему именно? Что наглость и бабье упрямство нисколько не помогают делать карьеру?
Слова Хильера неуловимо переменили тон беседы. Уэбберли готов был сдаться.
— В том-то все и дело, верно? — пробормотал он.
Хильер почувствовал, как дрогнул голос приятеля. Он всегда близко к сердцу принимал поражения Малькольма. В этом и впрямь было все дело—в карьере. Господи, какой же он неуклюжий болван — сказать такое!
— Извини, Малькольм. — Хильер поспешно проглотил херес, стараясь не глядеть в глаза своему свояку. — Мое место должен был бы занимать ты. Мы оба знаем, что ты этого заслуживаешь, ведь так?
— Глупости.
— Я подпишу вызов для Хейверс, — сказал Хильер.
Сержант полиции Барбара Хейверс захлопнула за собой дверь кабинета суперинтенданта, с гордо поднятой головой прошествовала мимо секретаря и направилась в коридор. Лицо ее побелело от ярости.
Как они посмели! Господи, как они посмели! Барбара столкнулась с кем-то из служащих — да так, что молодой человек выронил из рук целую стопку бумаг, но Барбара не остановилась помочь ему. Словно заведенная, продолжала свой путь. За кого они ее принимают? Или считают дурочкой, которая не в состоянии разгадать их замысел? Чтоб они все горели в аду! Чтоб они в аду горели!
Барбара сморгнула. Она не заплачет, ни за что не заплачет, она не позволит им довести себя до слез. Наконец из тумана перед ней выплыла дверь женского туалета. Барбара ринулась в это убежище. Там никого не было. Спокойно, прохладно. Почему в кабинете Уэбберли было так жарко? Или ей так показалось из-за душившей ее ярости? Барбара рванула узел галстука, распустила его, добралась до раковины, дрожащими пальцами повернула кран. Слишком сильно. Холодная вода мощной струей обрушилась на форменную юбку и белую блузку. Это доконало сержанта Хейверс. Поглядев на себя в зеркало, женщина разразилась слезами.
— Корова! — кричала она самой себе. — Тупая, уродливая корова!
Хейверс плакала очень редко, собственные слезы казались ей горячими и горькими, странно было ощущать их вкус во рту, странно было чувствовать, как они стекают по щекам, оставляя противные грязные ручейки на таком заурядном, таком неинтересном лице.
— Только посмотри на себя, Барбара! — продолжала она издеваться над собственным отражением. — Красотка, да и только.
Всхлипывая, Барбара отстранилась от раковины, уперлась пылающим лбом в холодный кафель стены.
Барбаре Хейверс исполнилось тридцать лет. От природы не слишком привлекательная, она и сама словно назло уродовала себя. Она могла бы уложить свои прекрасные, блестящие, каштановые волосы в прическу, выигрышно обрамляющую лицо, но вместо этого Барбара стригла их коротко и грубо, открывая уши, и выглядело это как деревенская стрижка «под горшок». Косметикой сержант Хейверс но пользовалась. Густые — их не мешало бы выщипать — брови нависали над маленькими глазками, скрывая сверкавший в них ум. Узкие губы, которых никогда не касалась помада, навеки сложились в сердитую гримасу. В общем, Барбара выглядела решительной, недоступной и напрочь лишенной женственности,
— Итак, они подсунули мне нашего чудо-мальчика! — фыркнула она. — Что же ты не пляшешь от радости, Барб? Восемь месяцев тянула лямку, а теперь они отозвали тебя из патрульных и «предоставили еще один шанс». В паре с Липли! Я не стану! — яростно всхлипывала она. — Не стану! Не буду работать с этим самонадеянным фатом!
Оттолкнувшись от стены, Барбара проковыляла обратно к раковине. На этот раз она наливала холодную воду осторожно, склонилась над ней, умывая разгоряченное лицо, яростно стирая уличавшие ее следы слез.
7 
