очень нудно 
64 
Лик помогал кузнецам отливать бронзовые наконечники стрел, потому что привозного железа было мало и его использовали только для ковки наконечников копий и дротиков, а также ножей и акинаков, очищал литейные формы от шлака и нагара, колол дрова, затачивал зубила. В скором времени он научился обмазывать огнеупорной глиной готовые акинаки перед тем, как сунуть их в печь, оставляя лишь узенькую полоску лезвия, чтобы железо приобрело необходимую прочность, научился по цвету раскаленной заготовки определять продолжительность ковки и даже как-то сварил обломанную ручку железных клещей.
Ававос, которую Лик подменял у кузнечного горна, тоже не теряла времени зря. С прошлого года под навесом лежала куча высушенной конопли, и Ававос связывала длинные стебли в пучки, окунала в воду, сушила, подвешивая корнями вверх, затем трепала ее на плоских камнях деревянным вальком – колотила подолгу, потому что силенок еще было маловато. Мать и Майосара, грустная и исхудавшая, занимались выделкой выменянных кож: прокуривали их дымом, дней шесть-восемь выдерживали в яме с золой, чтобы легче было удалить шерсть, счищали мездру, промывали, растягивали на плоских камнях и били по коже железными молотками, чтобы она стала мягче и тоньше. Потом, обрезав ненужное, долго выглаживали и лощили костяными ножами до полной готовности. Иногда Майосара закрывалась в хижине, где стоял небольшой ткацкий станок, и тогда мать, тяжело вздыхая, прислушивалась к стуку деревянных рамок, заглушающем негромкий плач.
Лик и Ававос, не сговариваясь, помалкивали о своих приключениях в лесном урочище у капища киммерийских богов: Ававос – из суеверного ужаса, внушаемого всемогущим сборщиком податей, а Лик – по причине чисто мальчишеского свойства: ему хотелось разгадать тайну пещеры, чтобы заслужить наконец похвалу взрослых, так несправедливо поступивших с ним после ночной вылазки за стрелами и копьями. И Лик с нетерпением ждал конца осадного положения и победы сколо-тов (в чем у него не было ни малейшего сомнения), чтобы снова навестить таинственное урочище каменных идолов.
ГЛАВА 17
Полуденная степь дышала жарко, словно хорошо протопленная печь. Голубой небесный купол, у горизонта размытый белесой дымкой, казалось, плавился и невидимыми глазу капельками стекал к ярко-желтому солнечному диску. Степное разнотравье – клевер, шалфей, синеголовик, полынь, лебеда – покорно склонилось к земле, вялое, измученное палящим зноем. Только злаки – ковыль, пырей, мятлик, тонконос, бородач, житняк – иссушенные до самых корневищ, щетинились ржавым листом навстречу солнечным лучам. Изредка робкий ветерок осторожно касался земли, но, напуганный шорохом сухостоя, тут же взлетал ввысь и растворялся над бескрайними степными просторами.
Серый суслик выглянул из норки, осмотрелся и быстро взбежал на пригорок. Что-то потревожило крохотную зверюшку: он тщетно пытался заглянуть за колючий травяной частокол, где рождалось нечто грозное и непонятное.
Неожиданно дробный перестук копыт нарушил знойное безмолвие, и большой табун куланов промчался неподалелку от суслика. Но обычно пугливый зверек даже не шелохнулся. Добрый десяток длинноногих тушканчиков во всю мочь последовали за куланами, подпрыгивая выше травы. Заяц, заложив уши за спину, бежал с такой скоростью, словно его по пятам преследовала лиса. Впрочем, и рыжая разбойница вскоре появилась; но странное дело – она даже не обратила внимания на маленького зайчонка, запутавшегося в высокой траве и угодившего прямо под лисьи лапы.
Степь словно проснулась: катились серыми комочками мыши-полевки, смешно переваливаясь, спешили куда-то толстые хомячки, стремительно скользили степные гадюки, желтобрюх обгонял юрких ящериц. Длинноногие дрофы, вытянув шеи, бежали вслед за выводками куропаток, порхали перепуганные перепелки – все живое стремилось убежать, уползти, улететь от надвигающейся опасности. Даже степной хорек, извечный и грозный враг суслика, проскочил мимо, не посмотрев в его сторону.
Но если земные обитатели в страхе перед грядущим забыли свои инстинкты, то пернатые хищники справляли кровавый пир. Вот пустельга упала в траву, и перья куропатки закружились над землей; степной орел камнем обрушился на выводок дрофы и принялся жадно глотать горячее мясо; степной лунь, бесшумный, как сама смерть, свалился на коростеля и вмиг разодрал его когтистыми лапами.
64 
