56 
Температура упала, холодный воздух врывался в кабину через разбитое заднее стекло. На трех тысячах трехстах метрах он хотел уже прекратить набор высоты, но тут вдруг забарахлил мотор.
У Харальда замерло сердце. До Англии было триста с лишним километров. Если двигатель заглохнет, они рухнут в море.
— Карен! — закричал он. — Просыпайся!
Она не пошевелилась. Он тряхнул ее за плечо.
— Карен!
Она открыла глаза. Прислушалась к шуму двигателя и испуганно спросила:
— Что происходит?
— Не знаю!
— Где мы?
— Понятия не имею!
— На какой высоте?
— Три тысячи триста метров.
— Дроссель открыт до отказа?
— Да. Я набирал высоту.
— Прикрой его наполовину.
Он прикрыл.
— Когда дроссель открыт, — объяснила Карен, — двигатель получает воздух снаружи, а не из отсека двигателя. На такой высоте слишком холодно и карбюратор может обледенеть.
— Что же делать?
— Спускаться. — Она толкнула штурвал вперед. — Ниже будет теплее, и лед растает.
— А если нет?
— Ищи, нет ли в море корабля. Если упадем, хоть будет надежда, что нас подберут.
Высоту они теряли слишком быстро — поскольку двигатель работал с перебоями. Харальд следил за высотомером. Четыреста метров, двести. Море было темным и холодным. Харальд огляделся — никаких кораблей поблизости.
— Может, получится прибавить оборотов? — сказала Карен.
Харальд открыл дроссель. Двигатель взвизгнул, снова забарахлил.
— Вряд ли…
Несколько секунд двигатель работал ровно, потом снова начались перебои, но быстро прекратились. Самолет начал набирать высоту. Обороты увеличились до двух тысяч.
— Лед растаял! — воскликнула Карен.
Харальд чмокнул ее в щеку.
— Как приятно, — улыбнулась она.
— Если мы выживем, я обещаю целовать тебя каждый день до конца жизни.
— До конца жизни? А если она будет долгой?
— На это я и рассчитываю.
Она снова улыбнулась:
— Надо проверить горючее.
Харальд посмотрел на приборы.
— Бак почти пуст.
— А земли не видно. — Она посмотрела на часы. — Мы летим пять с половиной часов. Осталось, наверное, еще полчаса.
— Ничего. Я залью в бак канистру.
Он отстегнул ремень и достал из-под сиденья канистру. Рядом лежали воронка и шланг. Харальд заранее пропустил шланг в разбитое окно и присоединил к клапану топливного бака. Однако дальний конец шланга развевался по ветру. Харальд выругался.
— В чем дело? — спросила Карен.
— Шланг выдернулся. Я плохо его закрепил. Нужно просунуть его обратно в бак. А отсюда этого не сделаешь.
— Не полезешь же ты на крыло!
— А что случится, если я открою дверцу?
— Возникнет эффект аэродинамического тормоза: мы сбросим скорость, и самолет поведет влево.
— Ты сможешь с этим справиться?
— Я смогу поддерживать скорость, опустив нос вниз. Надеюсь, левой ногой я сумею жать на правую педаль руля.
— Давай попробуем.
Карен поставила левую ногу на педаль.
— Вроде нормально.
Харальд открыл дверцу и, встав коленями на сиденье, высунул голову. Он видел свободный конец шланга, болтавшийся над бензобаком. Правой рукой он ухитрился схватить его. Оставалось засунуть шланг в бензобак. Но это оказалось так же непросто, как при шквальном ветре вдеть нитку в иголку.
Карен хлопнула его по плечу. Он засунул голову обратно в кабину и захлопнул дверцу.
— Мы теряем высоту, — сообщила она. — Надо набирать.
— У меня отсюда ничего не получается, — сказал Харальд. — Не могу засунуть шланг. Мне надо его поддержать.
— И как?
Он задумался.
— Попробую высунуть ногу из кабины.
— О господи!
— Когда наберем высоту, скажи.
Через пару минут она сказала:
— Все, можно.
Харальд открыл дверцу.
— Осторожнее, — сказала Карен.
Уперевшись левым коленом в сиденье, Харальд поставил правую ногу на крыло. Левой рукой он держался за пристяжной ремень, а правой дотянулся до шланга и засунул его конец в бензобак.
Тут «Хорнет мот» угодил в воздушную яму, и его швырнуло в сторону. Харальд потерял равновесие и чуть было не свалился с крыла, но, ухватившись за шланг и за ремень, сумел удержаться. Другой конец шланга — тот, который находился в кабине, — оторвался, и Харальд машинально отпустил его. Шланг тут же унесло воздушным потоком.
56 
