очень нудно 
67 
— Знаю. — Я кивнул и улыбнулся. Потом сунул руки в карманы джинсов, чтобы не хватать его, если он зашатается. — Послушай, я же стокгольмский, на Сёдере родился. Когда я был мальчишкой, в этом городе спрятаться было невозможно. Я знаю, пробовал! Но мой брат садился на велосипед и объезжал город — парки, библиотеки и тому подобное — и всегда меня находил.
Тарн кивал, сдержанно — чтобы не потерять равновесие.
— А теперь, — сказал я, — теперь я в Стокгольме могу исчезнуть на целый год! Могу жить в таких местах, о которых ты не имеешь понятия, питаться такими вещами, которых ты даже названия не знаешь, и работать хоть целыми сутками, никому не сообщая своего настоящего имени.
Он с интересом смотрел на меня.
— Стокгольм начинает становиться большим городом, — согласился он.
— Скорее адом, — с горячностью отозвался я, — ведь мы говорим о последствиях шведской политики по отношению к беженцам.
В дверях бокового входа появился Янне. Он махнул рукой, показывая на репортерскую машину.
— «Утренняя газета» котируется уже по сто шестьдесят шесть крон! — проорал он.
Тарн приподнял шляпу и иронически поклонился мне:
— Позвони мне завтра.
Я постоял, пока они не отъехали. И только тогда пошел к парковке.
— Ну, что она сказала?
Зверь с любопытством глядел на меня из красненького «пежо».
— Встречаемся в восемь.
— Целый день проходит, а ты ничего не делаешь, — сказал он критически. — Вспомни, как говорил лорд Нельсон: Lose not an hour![56]
Я опустился на сиденье рядом с ним.
— В восемь завтра утром, — сказал я.
— Утром! — Он недовольно потряс головой. — Друж-жище. Ты не умеешь ладить с женщинами.
— Езжай давай, — огрызнулся я.
До этого я был в Акалла только однажды, а ведь я родился в Стокгольме.
В тот раз полицейское радио сообщило о преступнике, который открыл стрельбу из квартиры, принадлежащей управлению социальных дел. Мы быстро оказались на месте, и все-таки до нас туда приехало четырнадцать полицейских машин. Ребята, прибывшие в полицейском фургоне, продвигались перебежками. Они были обряжены в бронежилеты и стальные шлемы, но коленки у них дрожали. Кто-то наконец стрельнул в квартиру слезоточивым газом, и преступник вылетел на улицу.
Ей было четырнадцать лет. Опилась прокисшим лимонадом и, испугавшись какой-то собачки, швырнула в подъезде елочную хлопушку.
Зверь ехал в сторону Упсалы по 4-му европейскому шоссе.
Свет падал на его лицо каждый раз, когда мы проезжали под очередным фонарем автострады. Он сидел и почесывал бороду.
— Я хочу добраться до его, — сказал он. — До ирландца.
— Становись в очередь.
Я посматривал в зеркало заднего вида. Зверь свернул с автострады у Туреберга и сделал дугу, чтобы попасть к Акалла. За нами было темно, никаких фар, никто за нами не ехал.
— Зажмурься, — сказал он.
— Да ты чего!
— Huevon, зажмурься! Тогда не будешь знать, где спал эту ночь. — Он затормозил и сердито посмотрел на меня. — Так будет лучше. Завтра говоришь «спасибо». Когда в тайной полиции тебя закрутят в мокрый простынь и начнут хлестать поясными ремнями.
Разве такое может быть у нас, в Швеции?
Я пожал плечами и зажмурился. Машина накренилась, повернула направо, потом налево, еще раз налево, потом снова налево, резко вправо и остановилась.
— Дроттнингсгатан в Уппсале, — сказал я. — Определяю по запаху. Они тут продают соленые огурцы в уличном киоске.
Зверь вытянул меня из машины и подтолкнул вдоль тротуара.
— Гляди в землю. Ты ничего не должен знать. Ты не должен знать, где был.
Может, он и прав. Но мне было смешно.
Я смотрел себе под ноги, когда он вел меня по гравию. Появился порог, я об него споткнулся. Было слышно, что Зверь открывает какую-то дверь. Мы неуклюже, как два связанных щенка, протопали по узкой лестнице иммигрантского жилья. Голые цементные полы, небрежно сваренные перила, драные коврики у дверей, запах чеснока, сельдерея и сигарных окурков.
— Не смотри на таблички с именами, — пробурчал Зверь с раздражением.
Ну, теперь-то уж он точно обманул всю полицию безопасности. Открылась дверь.
— Ola, Ricardo!
Мой хозяин — на эту ночь — был маленький и мускулистый мужичок. Быстроглазый, со здоровенными волосатыми ручищами.
— Ola, Bustos! — заорал я и захохотал.
Ну и сел же Зверь в лужу! Мистический хозяин квартиры — да это же мой старый дружок из Мадрида!
67 
