14 
– Шагай, сицилист, к его благородию на спрос! Кому говорю!
Поскольку второй так и не выпустил локтей, крепко подтолкнув коленом в то место, которым человек обычно соприкасается со стулом, осталось лишь повиноваться. Офицер ждал, застегивая кобуру. На нем был синий жандармский сюртук, фуражка с кантом, на черной портупее висела шашка.
– Прошу, – любезно показал он на дверь. – Заждались, господин хороший, терпение лопнуло…
Сабинина втолкнули в небольшую комнату, где из мебели имелась лишь пара корявых лавок да не уступавший им в уродстве стол. Дверь в соседнюю комнатушку оказалась закрытой, но и там, можно ручаться, царила та же спартанская простота меблировки.
Жандармский поручик неторопливо уселся, предварительно с брезгливой миной обмахнув лавку платком. Сабинина усадили напротив. Один из казаков, тот, что повыше, встал в двери, расставив ноги и опираясь на карабин, второй заслонил спиной крохотное оконце, отрезав тем самым всякую возможность бегства. Неторопливо достав серебряный с чернью портсигар, жандарм раскурил папиросу, держась так, словно Сабинина здесь не существовало вовсе. Мечтательно уставясь в низкий потолок, пускал кольцо за кольцом – надо признать, довольно мастерски.
– У него в пинжаке зашито что-то, вашбродь, – сообщил молодой казак. – Бумаги, точно, мялись и похрустывали… Прикажете подклад подпороть?
– Успеется, – сказал жандарм с нехорошей улыбочкой. – Ну-с, милостивый государь, быть может, назовете вашу фамилию – хотя бы последнюю по счету – и соизволите объяснить, что делали в двух шагах от границы, где находиться вообще-то не полагается?
Сабинин молчал. У него не было при себе никаких документов, он никак не предусмотрел подобного оборота событий, потому ничего мало-мальски убедительного не приходило в голову. Во все глаза глядя на жандарма, он, уже немного успокоившись, получил возможность думать и рассуждать. Вот так… А ведь… Нет, не будем спешить…
– Сначала извольте представиться, – сердито бросил он.
– Бога ради, – кивнул жандарм. – Поручик Якушев. Имею честь представлять в этих палестинах Киевское охранное отделение. Вот именно, милостивый государь. В поле зрения тех, кому такими вопросами ведать надлежит, вы попали еще в Киеве. Дальнейшее особого труда не представляло – рутина-с… Это вам казалось, будто никто за вами не следит, а на деле, должен признаться, обстояло как раз наоборот. Господин анархист Яша, смею думать, был в сей роли весьма убедителен и подозрений не вызывал, а? Ну, а как насчет господина Кудеяра? Не правда ли, мы умеем работать, господин… Са-би-нин! – с расстановкой, громко, в три слога произнес он фамилию, словно команду отдавал. – Что это вы, сударь, на лавочке ерзать изволите? Ну, не медлите! Убедительно, с искренностью в голосе и честным блеском в глазах сделайте заявление, что ситуация вам странна и оскорбительна, что все обстоит совершенно иначе, что никакой вы не Сабинин, а так, другой кто-нибудь. Что молчишь, тварь?! – рявкнул он вдруг, перегнулся через стол и залепил Сабинину оглушительную оплеуху. – Язык проглотил? Я его тебе из задницы вытащу!
Сабинин рванулся было, пытаясь вскочить, но казачьи лапищи, опустившись на плечи, плотно припечатали к лавке. Он смог лишь крикнуть:
– Как вы смеете, поручик!
– Молчать, сволочь, – лениво отозвался жандарм, поигрывая увесистым портсигаром. – Я с тобой еще не разговаривал, как следовало бы… Как оно полагается после убийства тобою двух офицеров, в отличие от тебя, паскуды, честно несших службу государю и Отечеству… – И покачал под самым носом Сабинина крепким кулаком. – Ничего, есть время для душевного разговора.
– Дозвольте, ваше благородие, по старому казацкому способу? – прогудел за спиной Сабинина великан. – Ремешок ему из спины резануть, от затылка до задницы? Помереть не помрет, а вот откровенности дюже способствует…
– Всему свое время, – спокойно ответил жандарм. – Будут ему и ремни из спины, и много чего хорошего. Где он в этой глуши найдет прокурора или возмущенную либеральную общественность… Да в этой глухомани таких вещей отродясь не бывало… Ты вот что, Ванечка… Ты, пожалуй, взрежь ему подкладку, посмотрим, что он туда напихал… Да нет, пиджак снимать не стоит, опять брыкаться начнет, лишняя трата времени… Ты ему руки за спину заведи, а Пахомыч вспорет…
Великан Ванечка вмиг исполнил приказание, заставив Сабинина поневоле охнуть от боли. Тот, что был гораздо моложе, но тем не менее поименованный по отчеству, достал перочинный ножичек с перламутровыми накладками и приступил к делу. Сопротивляться не было никакой возможности, и Сабинин, сверкая глазами в лютой, бессильной ярости – щека все еще горела после увесистой затрещины, – остался неподвижен, подумав: прекрасно, что не сняли пиджак, идиоты, ах, прекрасно…
14 
