— Я расстроила его, да? — осведомилась Шерил.
Мэри пожала плечами:
— Думаю, это не из-за тебя, а из-за нынешнего расследования. Ты ведь знаешь, что сегодня обнаружили тело?
— О черт! Могла бы и попридержать свой длинный язык!
— Да ладно, это другая женщина, не адвокат… Господи, что я несу? — Мэри покачала головой, пытаясь прогнать мрачные мысли. — Передавали по всем каналам. Разве ты не видела?
Шерил задумчиво потягивала вино.
— Стив — хороший, добрый, порядочный мужик.
— Да, — согласилась Мэри, кивая так решительно, что вино выплеснулось на ее толстовку.
— Почему же я тогда все время цепляюсь к нему? — риторически вопросила Шерил.
Шерил уехала двадцать минут спустя. Мэри налила вина во второй стакан и пошла в спальню. Лоусон лежал на своей стороне супружеского ложа отвернувшись. Она присела на край кровати и сказала ему в спину:
— Старая противная Шерил уехала. Говорит, ей очень жаль, но твой положительный образ пробуждает в ней дьявола.
Лоусон молчал. Она обошла кровать: он спал. Что ж, это, наверное, к лучшему: Шерил бы очень смутило, что Мэри, хотя и в шутливой форме, передала Стиву ее извинения.
Мэри попыталась встать и чуть не свалилась, наткнувшись на Лоусона. Он что-то проворчал и, выставив руку, не дал ей упасть.
— Ой! — захихикала Мэри. — Не пролей вино!
Лоусон сел, взъерошенный, с заспанным лицом.
Она протянула ему стакан, он взял его, спросив:
— А тебе не кажется, что ты немного перебрала?
Мэри подняла брови:
— Как ты догадался?
— Я же детектив.
Она отпила глоток вина и прищурилась на красные цифры будильника на ночном столике рядом с кроватью.
— Я праздную, — сказала она.
— Та фирма по уборке помещений оплатила заказ?
Мэри наклонила голову в знак подтверждения. Стив нахмурился, все еще сонный, пытаясь вникнуть в смысл ее слов.
— И заплатили, судя по всему, недурно.
— Ну да. Но мало того: директрисе настолько понравился мой эскиз, что она порекомендовала нас фирме мужа. А он, в свою очередь, только что заключил большой контракт на поставки моющих средств в супермаркеты сети «Асда» и хочет обновить логотип.
Они сдвинули стаканы.
— Извини, Мэри. Я не ожидал…
— …застать здесь Шерил. Я знаю. Но мне так хотелось поделиться радостной новостью…
— …а меня не было рядом.
— Я не стану сидеть у будильника, насчитывая штрафные очки за каждую минуту опоздания, Стив. Я ни за что на свете не превращусь в злобную, вечно всем недовольную жену полицейского.
Как Лин, подумал он. Он вспомнил, каким ужасным был его предыдущий брак. Лоусон внимательно вглядывался в лицо Мэри, пытаясь понять, не обижалась ли она на его частые опоздания, нарушенные обещания, пропущенные обеды и ужины. Он вздохнул:
— Мэри…
Она приложила палец к его губам:
— Замолчи и поцелуй меня.
Глава двадцатая
Боже, ну когда она остановится?! Сначала его взволновал ее слепой отказ признать ужас своего положения, а потом он почувствовал неловкость, граничащую с раздражением. Он закрыл дверь подвала, чтобы оградить себя от криков, но звуки, хотя и приглушенные, проникали через стальную преграду, наполняя воздух дрожью боли и страданий.
Крики раздавались через равные промежутки времени. А что, если она сошла с ума? И тогда он сбежал. Ее мучают страх и отчаяние, догадался он, но женские страхи — настолько темная и опасная область, что у него нет ровно никакого желания ее исследовать.
Он шел, опустив голову, засунув руки в карманы, подальше от дома, подальше от женщины, испугавшись, что терзающий ее страх проникнет и к нему в разум. Он не мог позволить себе испытывать в ее присутствии слабость: среди ее профессиональных навыков — умение вычислять и использовать слабости людей, это часть ее работы. Лишь несколько часов спустя он возвратился к затаившему дыхание мраку.
Он никогда не отличался богатым воображением, но, схватившись за дверную ручку, вдруг представил, что она не переставала кричать в течение нескольких часов, пока он отсутствовал, и ее крики, подобно осам, пойманным в бутылке, вылетят и набросятся на него, едва только он откроет дверь.
— Как глупо… — пробормотал он, но все же приложил ухо к двери и прислушался, почти уловив через холодный металл слабое гудение, небольшую вибрацию.
Открыл дверь и застыл, не в силах произнести ни слова. Не то чтобы он боялся ее — это было бы абсурдно, — но испытывал благоговейный необъяснимый страх. Он уверил себя, что взрыв отчаяния она спровоцировала сама, выдвигая требования — ей нужен был свет, — так что теперь она будет более осмотрительной в своих просьбах. Он не хотел подталкивать ее к самому краю: Клара Паскаль не заслуживала отступления в утешительное безумие.