104 
Он прочел что-то у меня в глазах и понял, что ответа не дождется. Тогда он просто поцеловал меня покрепче, и я замычала от удивления. Даже вкус поцелуя стал острее.
После поцелуя он устремил на меня немигающий взор:
— Когда придет время… с чем бы мы ни столкнулись, ты должна высвободить все, что в тебе есть. Не удерживай ничего. В тебе есть сила, и я хочу, чтобы ты использовала ее целиком. Отдайся ярости, позволь ей питать тебя. Убивай всякого, вампира или человека, если он стоит у тебя на пути. Ты должна спасти свою маму. Запомни, всякий, кто окажется там не в цепях, — сообщник Хеннесси.
— Я готова. — Мысленно я зашвырнула свою совесть в самый темный глубокий колодец.
Потом выужу. Если будет потом.
Кости вскочил с изяществом и легкостью, свойственной только неумершим. А теперь еще и мне. Его кровь струилась в моих жилах, и я почти не отставала от него в подвижности. Он размял суставы пальцев, повертел головой, растягивая позвоночник, и его карие глаза отразили изумрудный свет, разгоравшийся в моих глазах.
— Тогда пошли, перебьем их всех.
23
Ножи и колья я засунула в голенища и прикрепила вдоль бедер. За поясом было и другое смертоубийственное добро. Мы ехали на встречу с Хеннесси — к тому самому месту, где пытались его убить и где он потом оставил Франческу. Так объяснялась первая часть загадочной записки. С этого места они могли убедиться, что мы не привели помощи, и двинуться дальше — туда, где держали мою мать. Кости не старался скрыть мой арсенал. Поскольку Хеннесси и его подручные не верят, что я умею им пользоваться, моя серебряная артиллерия их только позабавит. Сам Кости ничего не взял — все равно отобрали бы. Его план был ужасающе прост — пусть они проведут нас в здание, где держат мою мать, а когда обман обнаружится, когда они откажутся ее отпустить, мне предстояло взорваться.
— А если они всадят в тебя кол, как только увидят? — У меня свело желудок от одной мысли. — Боже мой, Кости, тебе нельзя так рисковать.
Он устало мотнул головой:
— Только не Хеннесси. Ему захочется растянуть это на неделю-другую. Я же говорил, быстрые милосердные убийства — не в его стиле. Особенно если кто-то доставил ему уйму неприятностей. Нет, он захочет услышать, как я молю о пощаде. Время будет.
Он с таким ошеломляющим спокойствием упомянул о предстоящих ему пытках и смерти… Меня это волновало гораздо сильнее. Впрочем, тут сказывалась его обычная практичность. Наш план либо сработает, либо нет, запасного все равно не существует.
— Кости… — Я стиснула его руку, и мой взгляд выкрикнул все, что некогда было высказывать словами.
Он ответил на пожатие и улыбнулся знакомой беспечной улыбкой. Мы уже подъезжали к назначенному месту. Он склонился ко мне и прошептал, пока нас еще не могли подслушать:
— Дай им учуять твой страх. Это их убаюкает. Не проявляй силы, пока не придет время.
Ну, с этим заданием я точно могла справиться. Даже мой собственный нос ловил исходящий от меня запах страха. Сладкий, с гнильцой, как от перезревших фруктов. Поддаться страху ради большего эффекта? Еще тарелочка вони, кушать подано!
Четыре тяжелых джипа ждали в темноте на обочине. Все огни погашены. Едва наша машина остановилась, нас окружила шестерка вампиров. Они словно материализовались из пустоты, но я перевела дыхание, заметив, что их движения уже не кажутся мне неуловимо быстрыми. «Да здравствует кровь и Кости! — с иронией подумала я. — Аминь!»
— Значит, явился все-таки.
Один из них стоял у окна, и Кости, опустив стекло, взглянул на говорящего:
— Кого я вижу! Привет, Винсент.
Я заморгала, услышав его скучающий голос. Мне бы никогда не изобразить такого равнодушия.
— Зови меня Гасилой, — усмехнулся Винсент.
Сукин сын! Так это он — исполнитель в банде Хеннесси. Он делает грязную работу, до которой сам Хеннесси не опускается. Гасила с виду был еще моложе меня — мальчишеское лицо и каштановые волосы. Господи, да он еще и конопатый! Ему как раз к лицу пришлась бы форма бойскаута!
— Удивляюсь, что ты и ее притащил, — продолжал Гасила.
— Сама навязалась. Хотела увидеть мамочку, и отговорить я не сумел. — И снова мне стало не по себе от его бесстрастного тона.
Гасила оглядел меня с головы до ног, и я старательно открыла все поры, позволив тревоге просочиться наружу. Он улыбнулся шире, открыл торчавшие за губой клыки.
104 
