34 
— Я думаю, есть вещи, от которых тебе лучше держаться подальше, — уклончиво ответил он.
Я переменила тактику. Во всяком случае эта тема покончила со странным настроением прежних минут.
— Ты что-то говорил о том, будто Сержио — его лучший клиент. Как это надо понимать? Что сделал этот Хеннесси тому, кто тебя нанял? Ты знаешь — или принял контракт, не задавая вопросов?
Кости тихо хмыкнул:
— Именно из-за подобных вопросов я и не хочу рассказывать тебе больше, чем уже рассказал. Довольно будет сказать, что Огайо неспроста стал в последнее время таким опасным для молодых девушек местом. Именно поэтому я не хотел бы, чтобы ты без меня охотилась за вампирами. Хеннесси — не просто паршивец, который выцеживает кровь там, где это может сойти ему с рук. И больше никаких вопросов.
— Ты хоть можешь сказать, давно ли за ним гоняешься? Наверняка это не так уж секретно.
Он уловил в моем тоне грубость и нахмурился. Мне было все равно. Лучше уж ссориться, чем… чем что другое.
— Примерно одиннадцать лет.
Я чуть не свалилась со своего ящика.
— Великий боже! Должно быть, за его голову назначен королевский приз! Ну же, что он натворил? Очевидно, разозлил какого-то богача?
В глазах Кости мелькнуло непонятное мне выражение.
— Не все меряется деньгами.
Судя по его тону, вытягивать из него что-то еще было безнадежным занятием. Ладно же, хочет играть так, пусть будет так. Отложим на потом.
— Как ты стал вампиром? — вдруг спросила я, сама удивляясь своему вопросу.
Бровь дугой…
— Задумала взять интервью у вампира, милая? Для репортеров в кино это плохо кончается.
Я начала было бормотать: «Я таких не смотрела. Мама считает, что в них слишком много насилия…» — и сама рассмеялась, оценив шутку. Кости тоже усмехнулся и многозначительно покосился на «мерседес».
— Вижу. Стало быть, хорошо, что ты их не смотрела. Бог знает, к чему это могло привести.
Отсмеявшись, я поняла, что мне в самом деле интересно, и упорно глядела на него, пока он не стал виновато откашливаться.
— Хорошо, я тебе расскажу, но взамен и ты ответишь на один мой вопрос. Так или иначе, но нам надо убить час.
— Мера за меру, доктор Лектер?[5] — фыркнула я. — Ладно. Хотя я не вижу смысла. Ты и так все обо мне знаешь.
От его глаз так и полыхнуло жаром, и он, понизив голос до шепота, ответил:
— He все.
Ох ты! Неловкость мгновенно вернулась. Прокашлявшись пересохшим горлом, я заерзала, стараясь сделаться совсем незаметной.
— Когда это случилось? Когда ты превратился?
Пожалуйста, говори о чем-нибудь… Пожалуйста, перестань так на меня смотреть…
— Припоминаю… это было в тысяча семьсот девяностом году, в Австралии. Я оказал парню услугу, и он решил меня отблагодарить, сделав вампиром.
— Как? — поразилась я. — Ты австралиец? Я думала, англичанин.
Он улыбнулся, но не слишком весело.
— Можно сказать, того и другого понемножку. Родился я в Англии. Там и провел молодость, но, когда превратился, был в Австралии. Так что отчасти и австралиец.
Я так заслушалась, что забыла все прежние заботы.
— Ты должен рассказать подробнее!
Он откинулся на борт трейлера, непринужденно вытянув ноги.
— Мне было двадцать четыре года. Это случилось ровно через месяц после дня моего рождения.
— Боже, да мы почти ровесники! — Я осознала нелепость этих слов, еще не договорив.
Он хмыкнул:
— Ясное дело. Плюс-минус двести семнадцать лет…
— Э-э, ты понял, о чем я. Ты выглядишь старше двадцати четырех.
— Вот спасибо. — Он засмеялся над моим явным замешательством, но тут же сжалился и пояснил: — Времена были другие. Люди раньше взрослели. Вы, черти, и не знаете, как хорошо живете.
— Расскажи еще… — Он медлил, и я выпалила: — Пожалуйста!
Кости склонился вперед. Теперь он был совершенно серьезен.
— Это неприятная история, Котенок. Никакой романтики, не то что в книгах или в фильмах. Помнишь, ты мне рассказывала, как девчонкой поколотила тех парней, что назвали твою маму шлюхой? Ну а моя мама шлюхой и была. Ее звали Пенелопа, и она родила меня в пятнадцать лет. Мне повезло, что мадам того заведения относилась к ней по-дружески, не то мне ни за что не позволили бы жить там. В публичном доме оставляли только девочек — сама понимаешь почему. Ребенком я не видел ничего необычного в месте, где жил. Все женщины меня баловали, а я помогал по хозяйству и все такое… пока не стал подрастать. Мадам — ее звали Люсиль — спросила, хочу ли я продолжить семейный бизнес. Кое-кто из клиентов с соответствующими наклонностями примечал меня. Я был миловидным парнишкой. Но к тому времени, когда мадам сделала мне это предложение, я уже достаточно понимал и не хотел заниматься этим делом. Нищенство тогда в Лондоне было распространенной профессией. И воровство тоже. Вот я и стал воровать, чтобы окупить свое содержание. Потом — мне было уже семнадцать — моя мама умерла от сифилиса. Ей было тридцать три.
34 
