186 
Вот только автомат ему совершенно ни к чему теперь. Опасно держать в машине далее, да и патронов там осталось всего ничего… Родион швырнул его на пол рядом с Кирочкой, не спеша снял пальто, сбросил широкий ремень.
Вышел на улицу, торопливо сдирая и пряча в карман резиновые перчатки. Главное было, как всегда, – не бежать. На балконах и в окнах любопытных что-то не видно – знают, наверное, что за соседи им достались, не торопятся высовываться…
Спокойным шагом он добрался до машины. Выехав на улицу, повернул направо, чтобы проехать мимо парадного входа в кафе как ни в чем не бывало. Там уже толпилась изрядная толпа зевак, а вот милиции пока что не было…
Глава тридцать пятая
Избавление
Уже привычно пригибая голову, чтобы не треснуться темечком о бетонный выступ, Родион спустился в подвал, светя под ноги фонариком, повернул налево. При каждом движении луча во мрак отпрыгивали какие-то черные, длинные, проворные создания, исчезали, слившись с сырой темнотой, и тут же новые на миг возникали на границе мрака и света, на зыбком рубеже меж явью и нереальностью, колыхались в такт с пульсирующим под черепом упругим комком. Неразличимые шепотки смыкались вокруг, рассыпаясь острыми шорохами и мягким топотком крохотных лапок. Кто-то неотступно сопровождал его шаг в шаг, оставаясь недосягаемым для взгляда, кто-то провел по лицу невесомым, мохнатым, мягким. Волнами накатывали запахи, чересчур быстро сменяя друг друга, чтобы их можно было распознать, звон в голове стал неотъемлемой ее частью…
Поставив фонарь в стороне рефлектором вверх, присел на корточки, стал швырять железяки в угол, вызывая обиженное шуршанье разбегавшихся невидимок, быстрые сумбурные шепотки, замыкавшие его в шипящее полукольцо. Создания с рубежа нереальности шмыгали у ног, подвал, словно темной водой, был залит под потолок шуршаньем, скрежетом коготков, шебуршеньем тех, не к ночи будь помянутых, – но страха не было, хоть и пробивалось временами змеиное шелестенье старика: «Джехеннем…»
– Ничего, ребята, ничего, – бормотал он, разбрасывая лязгающие железки. – Прорвемся, это для них джехеннем, пусть они и пужаются…
Сумбурчики ответили одобрительным лопотаньем, сжимая кольцо. За спиной высился кто-то тихий, неподвижный, громадный, свой, благосклонно взирающий, вот только стылым холодом от него веяло так, что кожа на затылке неприятно стянулась. И Родион недовольно пробормотал, отмахиваясь локтем:
– Не стой над душой, а то перекрещу…
Потом он услышал, как рядом, за тонкой кирпичной перегородкой, вполне дружелюбно беседуют, смеясь, Лика и Соня, мельком порадовался, что у них все наладилось, успели и познакомиться, и помириться, но время поджимало, и он не стал отвлекаться, вмешиваться в разговор своих женщин, разбрасывал хлам, скрывавший тайник, – а там женские голоса отдалились, растворились в царапаньи и шуршаньи крохотного народца.
– Думаете, я не знаю, кто вы? – широко усмехнувшись, спросил Родион. – Зна-аю… Ну и живите…
В два счета сковырнув стамеской фальшивые днища канистр, высыпал пачки денег на плотно убитую землю под ногами, стал аккуратно поднимать по одной, отряхивать от пыли, укладывать в принесенную с собой объемистую сумку, кирпичик к кирпичику, словно каменщик, трудолюбиво возводивший стену меж прошлым и будущим. Сам подивился, как много набралось, сколько было добыто трудами в поте лица. Уложил сверху мешочки с драгоценностями и золотыми червонцами. Раскрыл паспорт на страничке с фотографией. В самом деле, много общего, для кассиров и проводниц сойдет. Гражданин Капитоненко Виктор Трофимович собрался домой, в направлении Вятки, мы люди не особенно сложные, кто-то спешит по направлению к Свану, ну, а мы – в сторону Вятки… Вятские – ребята хватские, семеро одного не боятся, если он побитый и связанный… Так, кажется, звучала поговорка. А Родиона Петровича Раскатникова больше нет. Был, да весь вышел.
Сумбурчики одобрительно перешептывались. Чтобы сделать им приятное за моральную поддержку, Родион звучно продекламировал Киплинга, «О пропавших без вести»:
- – …и снова можно будет жизнь начать,
- Когда тебя заочно погребут.
- Мы снова сможем девочек любить,
- Могилы наши зарастут травой,
- А траурные марши, так и быть,
- Наш старый грех покроют с головой…
Благодарные слушатели ответили бурными аплодисментами, глуховатыми, ватными рукоплесканиями, сливавшимися с биением упругого шара под черепом. Бережно спрятав паспорт во внутренний карман куртки, Родион застегнул его на пластмассовую пуговицу. До Екатеринбурга как-нибудь доберется. А там можно и поговорить по душам с Петровичем. За время робингудовских приключений и общения с Соней узнал много нового о теневой стороне жизни. Даже если Петрович струхнет, новый паспорт можно раздобыть самому. Какой угодно, хоть на имя Джумагельды Ивановича Цукермана. Есть еще ближнее зарубежье, знакомые в Минске, Риге, Харькове, есть места, где прошедший неплохую школу выживания бывший интеллигент сможет приложить к делу и жизненный опыт, и деньги, а то и инженерную смекалку…
186 
