10 
Глядя на нее суровым, "милицейским" взглядом, я достаю из кармана известную записку, сложенную вчетверо, и медленно разворачиваю. Тина Павловна смотрит на записку как загипнотизированная.
– Это вы писали? – спросил я официально и строго.
Тина Павловна переводит взгляд на мое лицо и вдруг…
Нет, с женщинами работать просто невозможно! Она падает в обморок!
Я долго привожу ее в сознание, бегаю вокруг кресла, где она лежит, как спящая царевна, обливаю водой шикарный ковер под ногами, ищу валерьянку или нашатырный спирт (черт его разберет, где у нее хранится это добро). В общем, нежданные хлопоты с червонной дамой при поздней дороге…
Потом, уже на диване, куда я уложил ее с мокрым полотенцем на голове, она начинает плакать. А больше всего я не переношу женский плач.
Конечно же продолжать какие-либо расспросы просто бессмысленно, что меня больше всего бесит. Не оставаться же мне на ночь, чтобы подождать, пока Тина Павловна успокоится?
Как бы там ни было, я ухожу, провожаемый всхлипываниями. Обещаю завтра позвонить, на что в ответ слышу не очень внятное: "Звоните…" И на том спасибо.
Значит, есть надежда на продолжение диалога в непринужденной домашней обстановке. А мне очень не хотелось бы, Тина Павловна, вызывать вас в наши казенные стены…
На улице уже стемнело.
Удрученный неудачей, я медленно бреду по тротуару, стараясь разобраться в своих чувствах. Неожиданно загораются автомобильные фары, и серебристая "Лада", которая до этого стояла неподалеку от подъезда Тины Павловны, взревев мотором, проносится мимо меня и исчезает за поворотом.
"Клевая машина… – думаю я, подходя к автобусной остановке. – Интересно, хотя бы к пенсии скоплю деньжат, чтобы купить себе такую же?"
Автобуса не было как раз столько, сколько необходимо, чтобы скрупулезно подсчитать, что для покупки "Лады" нужно копить деньги лет двадцать. Не думаю, что меня в угрозыске так надолго хватит…
Мог ли я предполагать, что и в эту ночь мне не удастся как следует отоспаться? Что события, которые я сам поторапливал, тропическим шквалом обрушатся на мою бедную голову так скоро?
Увы, не мог. Я уже догадался, с кем имею дело, но чтобы они сработали так оперативно… Этого я не предполагал.
Телефон зазвонил где-то около трех часов ночи. Я нехотя снял трубку и тут же, будто мне вогнали гвоздь пониже спины, выметнулся из теплой постели: Иван Савельевич!
– Она жива?! – заорал я, пытаясь одной рукой натянуть брюки.
– Бу-бу-бу… бу-бу… – отвечала мне телефонная трубка на украинском языке.
– Еду! Уже еду! – не дослушав следователя, швырнул ее на рычаги.
Жива! Слава тебе, Господи, жива… И это главное. А там… там видно будет…
Оперативная машина на этот раз прибыла вовремя: когда я, застегивая на ходу куртку, выскочил из подъезда, желто-голубые "Жигули" уже нетерпеливо фыркали у тротуара.
"Скорее! Скорее!" – мысленно подгонял я молоденького сержанта-водителя, хотя тот гнал лихо, с шиком закладывая крутые виражи на поворотах и почти не сбавляя скорости…
Иван Савельевич непривычно суетлив; завидев меня, он вцепился в мою руку мертвой хваткой и принялся торопливо объяснять. Я его слушал вполуха, пожирая глазами дверь гостиной, где неторопливо и обстоятельно работали эксперты-криминалисты.
– Санкцию! Я требовал санкцию на обыск! – с бешенством, уже не сдерживая себя, рявкнул я прямо в лицо следователю. – Черт бы вас всех побрал, законники хреновы! А теперь что? Сосать лапу на нижней полке? Ищи-свищи ветра в поле? Собирай по крохам то, что можно было взять в одночасье?
– Моя вина, моя вина… – сокрушенно забормотал сникший Иван Савельевич.
– А! – махнул я рукой. – Моя – твоя, ваша – наша… Разве в этом суть? Нас, как пацанов, в лапти обули. Стыдоба…
Я едва не вбежал в гостиную.
– Э-эй, Серега, поосторожней! Ходи слева…
Это эксперт-криминалист Кир Кирыч, или Кирилл Кириллович по фамилии Савченко, мой приятель.
– Привет, Кир… – не глядя на него, на ходу бросаю я, забираю влево и прохожу вдоль стены к дивану, где лежит, закрыв глаза, Тина Павловна.
Рядом у ее изголовья сидит врач опергруппы, недавний выпускник мединститута, худой и длинноносый Савельев в темных очках – хиппует, салага, шарит под какую-то знаменитость. Он спит, откинувшись на спинку кресла и чуть приоткрыв рот.
Я не могу удержаться и сильно щелкаю пальцами у самого уха врача.
– А! Что?! – вскидывается Савельев, пытаясь выбраться из удушающе-мягких объятий глубокого арабского кресла.
10 
