127 
– Там, – ткнул я пальцем в небо, – знают о нашем прикрытии?
– Я что, похож на недоумка? – зло ухмыльнулся Кончак. – Это сюрприз для всех, парень. И для наших, и для этих… Теперь главное успеть подать сигнал к атаке, если, паче чаяния, начнется заваруха. – Хорошенькое дельце… – выругался я.
И покрутил в отчаянии головой: бедный Волкодав, опять ты вляпался… – Не дрейфь, – прошипел Кончак.
И изобразил рукой условный знак "замри".
А я уже и сам все видел – наш "поводырь" наконец нашел удобную позицию и настраивал свою бандуру, пускающую металлические зайчики в лучах заходящего солнца.
– Да-а, хорошее местечко, – с чувством протянул я, будто продолжая разговор. – А воздух, воздух какой! Курорт.
– Выйду на пенсию, куплю и себе дачку где-нибудь в таком же лесном раю… – мечтательно потянулся Кончак, поддерживая тему.
"Как же, выйдешь… – с тоской подумал я. – В расход. И самое печальное, что, похоже, вместе со мной…"
Киллер
Я узнал его сразу.
Я никогда не отличался чрезмерной впечатлительностью, но в этот момент мне показалось, что по моим жилам пробежал электрический ток.
Боюсь, я поступил не лучшим образом – вместо того чтобы остаться невозмутимым и принять участие в общем разговоре, я инстинктивно вздрогнул и поспешил в дальний угол, где потемнее, будто таким образом мог уберечься от воспоминаний, которые хлынули на меня мутной вскипающей волной.
Он меня не признал, что и не мудрено – из глубины зеркала по утрам во время бритья мне в глаза смотрел чужой, странный человек, которого временами я ненавидел и боялся.
Какая-то хищная жестокость и неумолимость проглядывали в искусно вылепленных доктором-мулатом чертах смазливого лица. И я иногда спрашивал себя: кто ты – маска, фантом или обнаженная сущность моей, проданной дьяволу, души?
Не находя ответа, я еще больше ожесточался, замыкался в себе. А однажды, когда черная меланхолия и хандра завладели мною всецело, с отчаянием обреченного сыграл сам с собой в "русскую рулетку".
И только когда боек щелкнул впустую третий раз и внезапная боль от большого нервного напряжения взорвала виски, я торопливо отдернул дуло револьвера от головы – и разрыдался…
С той поры я снова начал бриться вслепую, без зеркала. Я уже не верил своим глазам и только на ощупь подушечки пальцев к моему удовлетворению подтверждали, что я существую не в воображении, а наяву, что я жив и мое тело пока принадлежит не злому демону, а тому человеку, которого я знал и помнил с раннего детства…
Что он здесь делает?
Впрочем, о чем это я? Конечно, занимается тем же, из-за чего меня притащил сюда Тимоха. Но почему военные? На этом мафиозном сборище и вдруг…
Поразмышляв некоторое время, я не стал больше ломать голову и всецело переключился на этого парня. По-моему, в спецзоне у него была кличка Пятьдесят Первый.
Удивительно, но он был, пожалуй, единственным из всех, к кому я относился по-иному.
Как? Трудно сказать.
Больше всего это походило на странную смесь злобы, как естественного состояния "кукол", и некоторой доли уважения, а возможно, и чего-то большего. Тогда я в этом не отдавал себе отчета: такие мысли смертнику противопоказаны и даже вредны.
Что может чувствовать загнанный зверь к охотнику?
Страх, а если ты волчьей породы – ненависть.
Но что удивительно, ненависти к нему я не ощущал. Может, причиной тому был азарт, с которым он каждый раз выходил на татами, и его честная манера ведения боя.
А возможно, и сострадание, не раз и не два мелькавшее в глазах Пятьдесят Первого, подмеченное мною, когда хорошо натасканные спецназовцы молотили до полусмерти несчастных "кукол", чтобы заработать отличный балл в аттестате.
Но это было тогда, и мне казалось, так давно, что скорее всего напоминало дурной сон, нежели реальность.
Теперь меня занимала иная мысль – что, если он меня узнает?
Про него ладно – это его проблемы. Но если слух дойдет до Тимохи… Рассекреченный киллер с прошлым, в котором замешаны немалые шишки… Потянется такая ниточка, что только держись.
Кто-кто, а военная разведка может сплести лапти любому, тем более – неугодному. И тогда моей жизни – грош цена. Ладно моей – ее стоимость еще меньше, – но у меня ведь есть еще Ольгушка и сын. Сынок…
Я видел, что он присматривается ко мне.
С трудом выжимая из себя беззаботность, я сидел как на иголках. И когда резная дубовая дверь отворилась и оттуда вместе с остальными участниками мафиозного сборища вывалил и мой Тимоха, я едва сдержал себя, чтобы не побежать впереди него к выходу.
127 
