125 
– Я сейчас. Коня расседлаю…
Калина была дочерью полкового есаула Григория Железняка, который приютил на своем хуторе Мотрю Горленко с малолетним сыном Василием. Калина и Василий росли вместе, играли вместе, и их детская привязанность друг к другу в конечном итоге вылилась в более сильное чувство – любовь.
Проживи есаул дольше, возможно, все случилось бы по-иному, как предписывал старинный обычай, и брачные узы Василия и Калины были бы освящены церковью. Но так уж вышло, что Василию пришлось записаться в войско, и сначала его послали строить Киевскую крепость, а затем рыть каналы в Петербурге, а Калина осталась одна, потому что вслед за отцом умерла и мать – родители уже были в годах. В редкие страстные встречи Василия и Калины и случилось то, что и должно было случиться между молодыми, любящими друг друга людьми. Так родился Максимка. Василий видел его лишь один раз, когда мальчик был еще в колыбели.
На хуторе, кроме Калины, жили дальние родственники Григория Железняка – казаки, и две семьи наемных работников – беженцы из Подолии и Валахии. К столу звать никого не стали – чужие люди при встрече возлюбленных были лишними. Калина переоделась в обновки, которые привез для нее Василий, и блистала за столом как настоящая королевна. А маленький Максимка с восхищением разглядывал саблю, подаренную отцом. Никакими уговорами и посулами его нельзя было оторвать от оружия, он и спать лег с подарком.
Ночь пролетела, как один миг. Усталости, накопившейся за дорогу, будто и не бывало. Василий и Калина чувствовали себя словно в раю. Счастливая Калина уснула лишь тогда, когда пропели петухи, и утренняя заря окрасила полнеба в малиновый цвет. Василий вышел во двор, полюбовался небесными красками и начал раскуривать люльку.
И в это время ему на голову накинули сеть, а затем на Василия навалилось несколько человек.
– Попался, бесовское отродье! – радовался черный, как галка, сердюк, сидя верхом на Василии и связывая ему руки. – Вишь, какую знатную птицу поймали – самого Железняка. Большая премия нам полагается. Как думаешь, Кашуба?
– Ты, Шлёндик, вяжи покрепче… – проворчал второй сердюк, похоже, старший. – Это тебе не какой-нибудь посполитый. Опасный человек… Малашенок!
– Здесь я… – отозвался невысокий сердюк с рябой физиономией.
– Приведи его коня из конюшни.
В это время отворилась дверь хаты, и Калина, как была, в одной нижней сорочке, бросилась к сердюкам.
– Ой, что ж вы делаете, люди добрые! – заголосила она, пытаясь прорваться к Василию. – Ой, не забирайте моего соколика! Он ничего вам плохого не сделал!
– В суде разберутся. Да заберите от меня эту бешеную бабу, в конце концов! – рассердился Кашуба.
Шлёндик развернулся и с размаху ударил Калину в ухо. Она упала и потеряла сознание. Василий зарычал, как раненый тигр.
– Запомни, пес! Я убью тебя! Где бы ты ни был, найду и убью! – Василий в ярости заскрежетал зубами.
– Ох, какие мы страшные… – Шлёндик пнул лежащего Василия ногой. – А может, пустим его на распил? – спросил он Кашубу с ленцой. – Сопротивлялся, хотел бежать…
– Но-но! Ты это брось. Приказано доставить живым. – Глянув на лежащую Калину, сердюк смущенно кашлянул и продолжил: – А лапы свои попридержи. Баба за мужика не в ответе…
Сердюки уехали, забрав с собой Василия; его положили, как мешок с овсом, на спину жеребца, а чтобы он не свалился, стянули чересседельником под животом коня руки и ноги. Какое-то время возле хаты царила тишина. Жители хутора, напуганные отрядом сердюков, налетевших внезапно, попрятались кто где, а Калина все еще пребывала в беспамятстве. Но вот из хаты выбежал испуганный Максимка и принялся тормошить мать.
Голос ребенка оказал на Калину стимулирующее воздействие. Она встрепенулась, подняла голову, осмотрелась, а затем мигом вскочила на ноги.
– Василий! – вскричала Калина в отчаянии и зарыдала.
Максимка подошел к матери, обнял ее за колени и тесно прижался. Глаза его были мокрыми, но он сдерживал слезы изо всех сил; мальчик знал, что настоящие мужчины не плачут. Так сказал отец, когда дарил ему саблю.
Вдруг Калина перестала плакать. Какая-то новая мысль пришла ей в голову. Она быстро оделась и направилась на конюшню. Там стояли волы и два десятка лошадей. Калина осмотрела каждую, и когда наткнулась на взмыленного жеребчика, ее лицо вдруг закаменело, а в очах появился опасный блеск.
Она вышла во двор и сказала Максимке:
125 
