2 
— Мое имя Глайд, я из Великобритании, — сказал молодой человек на неплохом немецком. — Господин профессор был так любезен, что назначил мне встречу на этот именно час…
— Сию секунду, майн герр, — сказал привратник.
Однако к калитке он и не прикоснулся — а вместо того, подняв руку, нажал кнопку второго звонка, установленного на стене привратницкой. На сей раз ни звука расслышать не удалось — звон определённо раздался в особняке.
Времени прошло мало, столько, что досчитать удалось бы не более чем до десяти. Входная дверь особняка распахнулась, показалась женская фигура в строгом коричневом платье с чопорным, старомодным воротником из желтоватых брюссельских кружев. Женщина двинулась к воротам неторопливой походкой знающей себе цену особы.
Перед мысленным взором молодого человека словно бы возникла бумажная карточка, исписанная аккуратным канцелярским почерком. Фрау Эльза Шикеданц, пятидесяти двух лет, домоправительница, некоронованная королева поместья, все бразды правления в её руках…
Повинуясь её взору, привратник учтиво распахнул калитку и произнёс пару фраз. Молодой человек не разобрал ничего, кроме собственной фамилии, слов «Гроссбританиен» и «герр профессор» — ну да, конечно, это и был знаменитый венский диалект, отличавший коренных уроженцев столицы, настолько отличавшийся от классического немецкого, что его не понимали порой даже чистокровные немцы.
Молодой человек вошёл и с легким поклоном остановился перед фрау Эльзой. Означенная особа взирала на него, словно невероятно строгая гимназическая классная дама — да нет, поднимай выше, так, словно подозревала пришельца в намерении похитить все серебряные ложки (а привратника — в соучастии злодейскому замыслу). Потом она произнесла несколько фраз на том же непонятном наречии и, убедившись, что гость её совершенно не понимает, соизволила перейти на более-менее понятный немецкий:
— Прошу вас. Господин профессор пребывает в лаборатории, как всегда в это время.
Молодой человек направился следом за ней по вымощенной тесаным камнем дорожке, кончавшейся у невысокого крыльца флигеля. Когда они достигли цели, домоправительница, выразительным взглядом велев гостю подождать, скрылась за дверью. Почти сразу же вернулась, кивнула:
— Вас просят.
И столь же величественно удалилась в сторону особняка. Молодому человеку пришло в голову сравнение с дредноутом, величаво рассекавшим морскую гладь. Он поднялся по ступенькам, прикрыл за собой распахнутую дверь.
И оказался в обширном помещении, занимавшем едва ли не всю внутреннюю часть флигеля. Зрелище представилось не из каждодневных: повсюду располагались столы и деревянные подставки, на которых красовались загадочные, никогда не виденные прежде гостем устройства и аппараты, которые он по недостатку опыта в электротехнике не мог ни опознать, ни назвать. Огромные чёрные катушки, увитые медными проводами, причудливого вида стеклянные лампы, никелированные (или просто отполированные до зеркального блеска?) шары на тонких стержнях, масса причудливых приспособлений, и всё это увито, связано, соединено толстыми кабелями, то одиночными, то образовывавшими целые пучки. Там и сям потрескивало, постукивало, пахло предгрозовой свежестью, горячей канифолью и ещё чем-то непонятным.
Справа вдруг что-то треснуло вовсе уж оглушительно, и не далее чем на расстоянии протянутой руки от гостя меж двумя шарами проскочила длинная фиолетовая искра длиной добрых пол-аршина. К стыду своему, он невольно отшатнулся.
— Ничего страшного, — послышался звучный, уверенный голос. — Остаточные явления, аппаратура отключена, так что шагайте смело. Сюда, молодой человек!
Слева, из-за непонятного стеклянно-металлического сооружения высотой в полтора человеческих роста показался высокий, коренастый мужчина, осанистый даже в непритязательной одежде; На нём были простые мешковатые шаровары, более подошедшие бы портовому рабочему, блуза с закатанными рукавами и кожаный фартук, делавший его похожим на кузнеца. Выглядит даже моложе своих шестидесяти пяти, могуч и кряжист, во всклокоченной шевелюре не так уж много седых прядей, а густые усы на манер бисмарковских и вовсе черны, как смоль. Без сомнений, профессор Клейнберг. Молодой человек видел фотографии.
Ожидая в третий раз столкнуться с чопорностью и церемонностью, он, чтобы соответствовать атмосфере усадьбы, произнёс самым вежливым и светским тоном:
2 
