Глава пятнадцатая

Кабацкие напевы

Ресторан был под стать гостинице — исполинских размеров, занимал все левое крыло нижнего этажа. Хватало и толстенных колонн, и лепнины, и зеркал, а вот клиентуры не хватало, хоть ты плачь. Когда они пришли сюда впервые, сразу определили, с первого взгляда, каким именно манером администрация ввела свои новшества, протягивая ножки по одежке. Добрых три четверти великанского зала было погружено в полумрак, и столики там выглядели так, словно за них никто и не садился с момента торжественного открытия. Так оно наверняка и было. Чтобы попасть на ярко освещенную четвертушечку, приходилось пройти немалое расстояние в полутьме, слегка оживляемой негромкой вечерней жизнью, — у колонн вольготно обнимались парочки, в самом темном углу кому-то начищали морду лица, делая это хватко и почти бесшумно, без стандартных пьяных воплей, а значит, люди были по здешним меркам серьезные.

Оркестр был живой, по наблюдениям Мазура, начавший еще со вчерашнего дня праздновать какое-то эпохальное событие вроде двухсотлетия самогонного аппарата, — но держались лабухи относительно прямо и по струнам-клавишам, в общем, попадали. Через раз. Местный вокал представляла крашеная блондинка в коротеньком красном платье, энергично мотавшаяся по огромной эстраде, держа микрофон на длинном шнуре так, словно хотела повторить подвиг народовольцев — запулить воображаемую гранату в зал, на кого бог пошлет. Бомбометательница задорно выкрикивала:

А он такой,

Мой новый парень, просто чумовой!

Как водится, особого внимания на нее не обращали, только сидевшие у самой эстрады растроганно созерцали аппетитные ляжки заполярной дивы.

Кацуба аккуратно налил себе водочки, не усердствуя чрезмерно, задумчиво подержал стаканчик перед лицом, выпил залпом. Мазур деликатно полуотвернулся, разглядывая зал. Следовало оставить майора наедине с собой, он сам бывал в подобных ситуациях и прекрасно понимал, что должно твориться на душе у напарника. Всегда тяжело терять своих, в особенности если нет возможности расслабиться, нужно работать дальше… И никакое выражение сочувствия тут неуместно, все, что ты можешь сказать, непременно окажется надуманным и фальшивым.

Кацуба был профессионал. Он нисколечко не выбился из роли, лицо и движения оставались прежними, даже черная печаль в глазах свободно могла сойти за обыкновенную меланхолию — мало ли по каким причинам человеку легонько взгрустнулось?

— Глупо, — сказал Кацуба тихо, куда-то в пространство. — Из таких переделок выходил, а здесь, в заполярном улусе, нарвался…

Мазур помалкивал, прекрасно понимая, что никаких реплик не нужно, их от него и не ждут. Он только подумал: так оно обычно и бывает, нарываются в конце концов даже самые опытные, а те, что остался в живых, если предельно откровенно, горюют еще и оттого, что лишний раз подтверждается: бессмертных на этом свете нет. Как-то рывком вспоминаешь, что ты и сам не бессмертный, начинаешь примерять на себя деревянный сюртучок, всерьез задумываешься, что там, за порогом…

  79