очень нудно 
127 
Он перестал всматриваться в помидоры и пошел вдоль грядок к своему желтому грузовику, стоящему поблизости. Ступая по мягкой земле, он вдруг увидел, что грядки стали сужаться. Он понял, что сам меняется – растет вверх и вширь, да так быстро, что помидорные кусты превратились в зеленый бархатный мох, который он оглаживал пальцами. Неожиданно появилась черная жижа, вроде той слизи, которая выделяется из больных устриц, вытянутых рыбацкой сетью. Они облепили весь грузовик, те, что поменьше, на бампере, капоте, дверях и крыше. Ему пришлось включить стеклоочистители, чтобы они не липли на ветровое стекло. Дворники крошили устричные раковины, оставляя грязно-зеленые потеки на ветровом стекле.
Он вылез из кабины и схватил лопату для уборки снега, которую держал за задним сиденьем. Нужно их отдирать, жаль, что придется сдирать лопатой краску с грузовика, но без этого не обойтись. Поработав лопатой, будто грузил дорожный гравий, он навалил хрустящую груду устриц. Потом достал из кузова канистру с бензином и облил ее. Спички нашлись в нагрудном кармане. Пламя вспыхнуло, и повалил черный дым. Проклятые устрицы. Раковины размягчались и оседали в пламени, они горели, как резина, булькая и переплавляясь в черный суп. Получилась огромная черная лепешка. Он просунул под нее лопату и поднял. Как он и ожидал, снизу была блестящая металлическая поверхность. Лопатой он расшатал основание лепешки и перевернул этот черный гигантский диск. Он был страшно тяжелый. Полегче, Рик, сохраняй баланс, чтобы перевернуть лепешку, края которой свисали с лопаты. Диск тяжело приземлился и превратился в лужу жидкого серебра. Рик вгляделся в нее. Вступил туда ногой, прямо ботинком. И вынул ногу с приросшим к ней и бившим хвостом морским окунем. Удивительно красивым, каждая чешуйка – произведение искусства. Рик поставил свою рыбу-ногу на землю. Великолепно. А как насчет руки, получится ли у него тот же фокус с рукой? Вопрос напугал его. Ну же, Рик, мямля ты эдакая, что, в штаны наложил? Сунь туда руку. Пол бы никогда этого не сделал. Пол бы сказал: «С ногой пронесло, но руку не суй! Ни в коем случае не делай этого. Не делай!» Что ж, в этом-то и была разница между ним и Полом. В двадцать девять Рик в течение трех месяцев делал себе инъекции гормонов роста и выиграл региональное первенство в штате Нью-Йорк. Бицепсы его были толщиной с банку. В двадцать четыре он проглотил какой-то препарат в жидком виде, который применялся для стимулирования жеребцов на конных заводах. Средство противозаконное и страшно опасное, по свидетельствам культуристов, обладавшее удивительным эффектом. Действительно, после этого он трахался с одной девчонкой шесть часов подряд. Член его распух, с крайней плоти, треснувшей в нескольких местах, начала сползать кожа. Уж не говоря о галлюцинациях и болезненных спазмах в груди. Тогда он потерял шесть фунтов. На следующий день поясница болела так, что он не мог ходить, а девушка попала под наблюдение гинеколога. Она грозила, что покончит жизнь самоубийством, – Рик стал избегать ее.
В девятнадцать он прошел по верхним тросам Бруклинского моста. Когда он добрался до вершины каменной опорной башни, то начертал свое имя аэрозольным баллончиком поверх других имен, выкурил сигарету и подумал: а не прыгнуть ли? Так чего же он так боится сунуть руку в серебряную лужу? Еще раньше, в пятнадцать, с двумя другими парнями устроил пожар на южной станции обслуживания в «Бруклин-Квинс Экспресс-вэй», облив десять матрасов бензином. Так что катись ты к дьяволу, Поли. И к дьяволу все, что с тобой связано – твою машину и твою жену, твою бумагорезку и твои белые зубы. Что ты совершил в своей жизни? А я всегда делал, что хотел, и собираюсь сделать это сейчас. Ты всегда ненавидел меня, а я тебя. Смотри, я суну туда свою руку и покажу тебе. В прохладной толще серебра он почувствовал влагу. Засунул выше локтя, шевеля пальцами. Когда он выдернул руку, то увидел, что она превратилась в ревущий шлифовальный круг для пола. Какой громкий аппарат, все тело вибрирует. Его используют профессиональные циклевщики, напряжение 220 вольт. Понадобилось двое мужиков, чтобы нести машину по лестнице, а он вот ею размахивает. Он опустил аппарат в блестящую лужу. Машина перестала вертеться, его плечо освободилось от груза. Все было в порядке. Но за собой он вытащил ржавую якорную цепь. Она прожигала его насквозь. Так больно, что нельзя прикоснуться – о, господи, неужели это все на самом деле?
127 
