очень нудно 
53 
– Которые, конечно, никто не покупает.
– Правильно. Ты делаешь вид, что покупаешь рыбу, или оливковое масло, или выпивку. Стоимость списывается. Так мы отмываем деньги. Видишь ли, Кристина, одна из моих самых больших проблем, хоть верь, хоть нет, это управиться с наличными. Я должен знать, где они и где их нет. Они, между прочим, много места занимают. Ты их в ящик складываешь, он становится черт знает каким тяжеленным. У меня этих ящиков полно, их приходится перепрятывать, делать невидимыми. Ты ведь такие деньжища на свой чековый счет не положишь. Можно, конечно, отправить их на Каймановы острова или еще куда… Но мне эта идея не нравится. Я старомоден и таким вещам не доверяю. Ну да ладно, ресторан закупает продукты у поставщиков, которых мы контролируем. Эти предприятия действуют на вполне законных основаниях. Просто продают оливковое масло и тому подобное. Таким образом, наличные циркулируют в замкнутом круге и отмываются. Конечно, теряешь проценты на издержках, но такова цена стирки. Когда они выплывают, невозможно проследить их источник. Сто долларов от нашей лотереи превращаются в заказ на рыбу и выпивку для вечеринки, которой не было. Устраиваем двадцать банкетов в месяц. Из них только десять на самом деле. Остальные десять – на бумаге. Так можно скрыть полмиллиона, а то и больше.
У нас есть пара ресторанов для яппи. Там тоже отчебучиваем подобные номера. Официанты и официантки не суют свой нос куда не надо, потому что ты нанимаешь такого сорта ребят, которые тратят все свое свободное время на выпивку и траханье. Просто невероятно, как увлеченно они трахают друг друга в ресторанах. И в уборных, и на кухне. Знаешь, один из моих менеджеров однажды наблюдал, как охаживали девицу на замороженной телячьей туше. А парень даже поварского колпака не снял. Эти мне полукровки. Ничего не помнят. Наркотики употребляют. Ты их нанимаешь и через пять месяцев увольняешь. Текучка в ресторанном бизнесе просто невероятная. Ну вот… Будешь жить в Манхэттене, тихо, спокойно…
– Не могу. Извините.
И тогда сидевший в цветастой рубашке Тони Вердуччи отхлебнул чая со льдом и недоуменно на нее посмотрел. Не привык он к такому неуважению. Ей же хотелось, чтобы он о ней просто забыл. Так или иначе, никаких контактов с ней после и во время ее ареста он не налаживал.
Деревянная дубинка с треском прошлась по решетке камеры.
– Уэллес!
– Да? – отозвалась она в темноту, дыхание перехватило страхом. Она услышала звон ключей охранниц и, подняв голову, увидела двух внушительных тюремных матрон, нависших над ней. Одна черная, другая белая. Здоровенные тетки, с бычьими шеями и толстенными ногами.
– Подымайся, – объявила черная, – поедешь на экскурсию.
– Куда? – спросила Кристина.
– Сама должна знать.
– Куда меня повезут?
– Давай одевайся. Я же тебе сказала, сегодня утром у тебя экскурсия, дамочка. Подымайся. – Матрона сунула мясистую лапу Кристине под мышку.
– Натягивай одежду, – приказала другая. Она протянула пластиковый мешок, в котором Кристина привезла свои пожитки из Бедфорда.
– Зеленую? – Кристина кивком указала на тюремную робу.
– Нет, – ответила матрона. – Вольную.
– Могу я только…
– Нет! Мы спешим.
Она встала и помочилась; надзирательницы, слишком хорошо знакомые с видом справляющих нужду женщин, бесстрастно наблюдали. На глазах у них она оделась, натянув джинсы и майку. Соски затвердели от холода, ей было неприятно, что матроны это видят. Ей завели руки за спину, защелкнули наручники и вытолкали из камеры. Несколько женщин-заключенных, охочих до любых развлечений, которые мог предоставить тюремный коридор, стояли, вцепившись в прутья. «Эй, тебя что, на электрический стул тащат, сука белая?» Может быть, тюремный департамент переводил ее в другую тюрьму, но тогда почему ей сказали переодеться в вольную одежду? До открытия судов еще несколько часов; скорее всего, ее переводят на север штата, в другую тюрьму.
– Куда меня ведут? – спросила она опять.
– Скоро узнаешь.
Ее повели прямо к бело-голубому тюремному микроавтобусу, стоявшему снаружи; прежде чем она в него влезла, надели ножные кандалы и, усадив на скамейку, просунули сквозь них свободно болтавшуюся цепь. Она была единственной заключенной в этом обычно битком набитом автобусе, что выглядело странным, принимая во внимание переполненность тюрем и их ограниченный бюджет.
– Куда меня везут? – прокричала она в окошко, но ответа не получила. Микроавтобус покатил к воротам с внушительной оградой, затем охранник пропустил его дальше и открыл ворота на выезд. Сквозь крошечное зарешеченное окошко она увидела Манхэттен, вернее, его «обрывки» из стекла, стали и камня. Каким манящим и недоступным он казался! Может быть, окружной прокурор и впрямь отпускает ее на волю. Может, появились причины для отмены приговора – вдруг кому-то это стало выгодно. Ее мысли то и дело возвращались к конкретным людям. Она вовсе не хотела выйти из тюрьмы, чтобы стать пешкой в игре кого бы то ни было, но прежде всего Тони Вердуччи.
53 
