Последние отзывы

  83  

Все это произошло после смерти Бена: «Текнетрикс» неожиданно стала процветать. Тысяча сто работников, затем три тысячи, и вот уже девять тысяч – огромный скачок. Какая горькая ирония, вместо того чтобы, разбогатев, послать Бена учиться в любую аспирантуру мира, помочь ему обзавестись семьей, да все что угодно для его Бена, он хранит его фотографии и вещи, которые Элли так и не решилась выбросить, в кладовке. Его школьную спортивную куртку, баскетбольный мяч, уже давно сдувшийся. Наверное, эти вещи перекочуют в Виста-дель-Муэрте. Он попросит Элли упрятать их подальше, чтобы не попадались ему на глаза. Пусть устроит нечто вроде святилища. Это вполне в ее духе: Элли не может обойтись без реликвий. Все еще хранит молочные зубы Джулии, ее локоны, и маленькие шерстяные рукавицы, корсет, который девочка перестала носить, когда сняла брекеты, и бутсы Бена. Элли была больше чем сентиментальна, она была суеверна, причем ее суеверие не отличалось от примитивных верований. Он понимал причину ее страхов. Но если ты фетишизируешь одно, другое, третье, то почему не все, почему бы не хранить каждый ничтожный хренов фрагмент уходящей жизни? Возможно, ее депрессия связана с ранней потерей родителей. Смерть Бена подтвердила ее худшие из страхов – страдания приходят в жизнь каждого, единственный вопрос, насколько рано откроется тебе эта невыносимая истина.

Вернувшись из Вьетнама, он спрашивал себя, не изменяла ли ему Элли. Но вскоре понял, что вопрос лишен смысла, поскольку ее преданность оставалась безграничной. Даже если что и случилось, так тому и быть. Может быть, она пережила счастливые минуты? Он мог с этим смириться, в самом деле мог. Они произвели на свет детей, их союз был скреплен на веки вечные, аминь. Элли знала, что в течение трех лет он убивал людей, получая за это жалованье. И страдала. Судьба сохранила их друг для друга. Разве ее замысел не ясен?

Он не до конца рассказал ей о том, как над ним издевались в плену. Как связывали веревками и наваливали мешки из-под риса, набитые камнями. Как объяснить пытку? Куда девается твой разум?

От психиатров в госпитале на базе ничего не скрыл. Они вытягивали из тебя кучу подробностей до того, как ты встретишься со своей семьей и отравишь ее воспоминаниями. Расскажи нам, расскажи, что там происходило. Расскажи нам все, молодой человек. Ведь мы знаем, что тебе хочется поговорить об этом. Но только с нами и больше ни с кем – ни с газетными репортерами, ни с другими пилотами. («И, пожалуйста, постарайся не болтать слишком много своей жене».) Это было их гребаной идеологией. И он старался из всех сил «соответствовать» ей. Его продержали девять недель в госпитале. Никаких фотографий – только по медицинским соображениям, никаких посещений членами семьи до тех пор, пока они не вправят все кости, не сошьют сухожилия, не откормят через катетер, не выведут глистов, не снизят дозу морфия, не починят разбитые зубы. За это время его откормили, и он набрал тридцать фунтов. Выбрит, пострижен, ногти обрезаны, новая униформа, славные костыли и пятьдесят пилюль в день, плюс корсет, поддерживающий спину. Только тогда Элли позволили увидеть его.

Это был ярчайший момент его жизни, когда он обнял ее и почувствовал, что дети обхватили его ноги. Конечно, Элли умоляла его все рассказать, чтобы она могла понять причину его долгого молчания. Он решил, что не будет вдаваться в детали.

Она желала ему добра, хотела слушать и знать, но то, что он испытал, принадлежало ему, не ей. Он же мечтал заниматься с детьми и наконец начать просто жить. Так случилось, что они никогда больше не возвращались к разговору о плене, в сознании каждого из них он превратился в аномалию, в черную заплату, пришлепанную на добротную ткань семейной истории. К тому же смерть Бена все изменила: представление о том, что такое страдание. У них теперь были две разные жизни – до того, как умер Бен, и после.

В последующие годы, когда акции «Текнетрикс» взлетели в цене, они стали богаты. Их благосостояние достигло критической массы, примерно около десяти миллионов, оно вдруг стало пухнуть и множиться как бы само по себе, расцветая благодаря растущей бирже девяностых. Элли говорила ему не раз: «У нас так много денег, что я их больше не считаю, и на концерты мне нравится ходить, и квартира мне наша нравится, но знаешь, я…», потом ее голубые глаза увлажнялись, и она не в силах была закончить фразу – они оба знали, что поправить ничего нельзя. Их мальчика больше нет.

  83