27 
Самусь продолжал говорить. Он уже нес черт знает что – вплоть до детской считалки, которая всплыла в его сознании из каких-то неведомых глубин.
Неожиданно леопард поднялся и неторопливо пошел в заросли. Там он легко и грациозно забрался на дерево и улегся на толстой ветке, не спуская глаз с человека.
Бомж почувствовал, что кровь побежала по жилам гораздо быстрее, и он наконец смог поменять позу и расслабиться. Поглядывая исподлобья на леопарда, который теперь совсем не казался ему страшным хищником, Самусь на негнущихся ногах медленно подошел к свинье и сказал, обращаясь к зверю:
– Ты, это, не обижайся… Я возьму кусочек от твоей добычи. Ma-аленький… У тебя вон сколько мяса, а я голоден. Ты не против? Ну, спасибо, я так и знал. Ты хороший, ты добрый… Киска…
С этими словами Самусь осторожно опустился на корточки и, сноровисто орудуя мачете, быстро отделил от туши заднюю ногу свиньи.
Леопард снова зашипел, но тихо и как-то мирно. Бомж вскинул на плечо свиную ляжку и, пятясь, начал отступать к тропе, не забывая на ходу благодарить леопарда за такой поистине царский подарок.
Когда ветви деревьев скрыли от бомжа засевшего на дереве леопарда, он перевел дух и, развернувшись, побежал по тропе с молодой прытью. Самусь только теперь понял, как сильно он испугался.
Глава 15
Гараню шатало от внезапно нахлынувшей слабости, словно былинку на ветру.
Пока они с Крошей не скрылись с глаз вора, который смотрел им вслед нехорошим скептическим взглядом, он еще держался. Но едва за ними опустился зеленый лиственный занавес, как ноги Гарани сначала принялись выписывать кренделя, словно после второй бутылки, а метров через триста и вовсе отказали.
Отыскав подходящее место, свободное от деревьев, он рухнул на землю как подкошенный и сказал с надрывом:
– А пошло оно все!.. Сдохнуть бы… Только быстро – чтобы не мучиться.
Кроша посмотрела на него сумрачным взглядом, но с пониманием, и молча села рядом. Как только в ней душа держится, мельком подумал Гараня, на миг забыв про свои терзания. Одна кожа да кости…
А затем ему все стало безразлично, и он на какое-то время отключился. Это было странное состояние – и не сон, и не полудрема, и не потеря сознания. Фантасмагорические образы, порождаемые его больным воображением, были сродни алкогольному бреду или белой горячке.
Гараня лежал с полузакрытыми глазами и время от времени конвульсивно подергивал конечностями. Своей позой он напоминал полудохлого краба, который все еще стремится добраться к живительной для него соленой воде.
Пока он пребывал в забытьи, Кроша забавлялась тем, что методично обрывала крылья бабочкам. Они садились прямо ей на руки, и поймать их не составляло большого труда.
Небольшая поляна, где Гараня и Кроша расположились на отдых, напоминала разноцветный ковер, так много здесь было бабочек. Они бестолково кружились в воздухе, то садясь на землю, то снова и снова закручивая вихри, поднимаясь почти до верхушек высоких деревьев. Похоже, у них был брачный период.
Но Крошу такие биологические тонкости не интересовали. Она действовала как испорченный робот, скорее всего не сознавая, что делает.
Ее круглые пустые глаза, в которых лишь в глубине теплилась жизнь, были похожи на совиные. Иногда в них вспыхивали огоньки жестокости, но тут же гасли, потушенные мутью, которая закрывала расширенные зрачки, словно диафрагма объектива фотоаппарата.
Гараня пришел в себя и обрел способность двигаться не менее чем через час. Кряхтя, как столетний старец, он сел, посмотрел на небо и сказал:
– Солнце уже вон где… Высоко… И пить охота. Все внутренности горят. Сейчас бы пять капель… Эх! – Гараня скрипнул зубами. – Терпи, брат, терпи… – буркнул он себе под нос. – Однако надо искать воду. Надо!
Он перевел взгляд на Крошу. Казалось, что девушка его слов не услышала. Ее колени были усыпаны оторванными крыльями бабочек, а теперь уже пустые руки со скрюченными пальцами совершали хаотические бессознательные движения – словно Кроша пыталась кого-то невидимого поцарапать.
– Эй, подружка! – окликнул Гараня девушку. – Хватит ночевать, пойдем дело делать. Ты меня слышишь?
– Слышу…
– Тогда вставай и потопали.
– Зачем?
– Да-а, вопрос на засыпку… – Гараня горько улыбнулся. – Вот и я спрашиваю себя: зачем? И отвечаю сам себе: по привычке. Есть такая привычка, девонька, – привычка жить. Это как дышать, есть, пить воду, спать, любить… тоже ведь привычки в конечном итоге. Которые называются инстинктами. Ты понимаешь, о чем я?
27 
