очень нудно 
102 
После убийства топтунов, а в особенности после фиаско во время схватки, он понял, что по его следу идут серьезные люди. И решил форсировать события. Собственно говоря, и я поступил бы на его месте точно так же.
Одним трупом меньше, одним больше – какая разница?
– Ну и что? – спросил я намеренно грубо.
– Я хочу услышать, что вы решили.
– Хочешь услышать? Тогда слушай: а не пошел бы ты, и твои козлы вместе с паханом!..
Я высказал ему все, что у меня на душе накипело. Притом в весьма доходчивой форме. С образными выражениями, которые можно смело считать народной мудростью.
– Все, отбой, – сказал я, запыхавшись от усердия в словоизвержении. – И мой вам совет – не попадайтесь мне на пути. Сомну.
С этими словами я швырнул трубку на рычаги и в ярости вскочил на ноги.
Ну что это за драная демократия!? Каждая сволочь с накачанными бицепсами может творить любые беззакония, а органы правопорядка лишь занимаются фиксацией преступлений. И то не всех и не всегда.
Бардак, моб твою ять!
Конечно же, они придут по мою душу. Кто бы сомневался…
Приходите. Я вас жду, господа хорошие. Но на этот раз я поступлю с вами как с самыми злейшими врагами.
Так, как это было "на холоде". Жестко и бескомпромиссно. Надоело прогибать спину и кланяться каждой сволочи.
Надоело!!!
Не в силах справиться с охватившим меня бешенством, я выскочил в приемную. И наткнулся на Марью, которая в этот момент снимала пальто.
– Почему у нас нет минеральной воды!? – бросился я сразу с места в карьер. – Кто за это отвечает!?
– Максим Семенович… – Марья от удивления округлила глаза. – Что с вами?
– Со мной все в порядке! Я спрашиваю, почему в холодильнике нет воды?
– Разве вы не помните? Вода на балконе. Целых две упаковки.
– На балконе?..
Я остолбенело уставился на Марью.
Балкон… как же я забыл о нем? Он был застеклен и мы там хранили на полках всякую всячину: ящика два спиртного, минералку, другие прохладительные напитки, консервы и так далее.
Балкон служил кладовой для продуктов – в холодное время года. Очень удобно: приехали серьезные люди – и в магазин бежать не нужно. А в холодильнике Марья обычно держала фрукты, коровье масло, колбасу, другие скоропортящиеся закуски и минеральную воду.
– Извини… – буркнул я, пытаясь унять раздражение. – Проблемы…
Марья понимающе кивнула. И пошла на балкон, чтобы принести мне бутылку "Нарзана".
– Спасибо, – сказал я и возвратился в кабинет.
Потушив из горлышка бутылки жажду, я почувствовал значительное облегчение. Даже мысли просветлели и поплыли плавно и неторопливо.
И первой нормальной мыслью было раскаяние. Мало того, что я оставил Марью одну в ресторане, так еще и наорал на нее с утра пораньше. Вот мудак…
Я нажал на кнопку селекторной связи:
– Марья Казимировна, зайди пожалуйста…
Чересчур официально, однако этикет нужно соблюсти. Марья не тот человек, который может проглотить хамское обращение как ягоду малины.
На удивление, Марья не выглядела принципиально строгой и неприступной. Она смотрела на меня приветливо и с любопытством. Но в ее взгляде иногда мелькала озабоченность.
Нет, что ни говори, а женщины гораздо более тонкие натуры, нежели мужчины. Марья сразу поняла, что мой срыв ни в коей мере не относится лично к ней.
– Садись, – сказал я, выдержав ее пристальный взгляд.
Сегодня на Марье был очень симпатичный розовый костюм, навевающий разные фривольные мысли. В нем она казалась лет на пять моложе.
Интересно, кольнула подлая мыслишка, с чего это Марья такая оживленная? И в глазах какие-то странные огоньки…
А что если после моего ухода из "Третьего Рима" Марью закадрил какой-нибудь фраер? А потом увез ее на хату? Ну, гад…
Услужливое воображение сразу же нарисовала несколько весьма скабрезных картинок с участием Марьи.
Святая пятница! Неужели я ревную? Мне сейчас только этого и не хватает. Влюбленный Волкодав… Бред!
Такого казуса со мной еще не случалось. Ну, разве что в детстве, когда мне очень нравилась русоволосая девочка с бантиками. Она жила на соседней улице и была старше меня на целый год. А учился я тогда в первом классе.
Мы вместе собирали гербарий, коллекционировали марки и разные открытки (на какие только жертвы не пойдешь ради любимой женщины!), а как-то раз она даже позволила поцеловать себя в щеку.
Увы, эта ветреная особа мне изменила. Оказалось, что ей больше по душе был Изя Кацман, который здорово пиликал на скрипке. Ему уже исполнилось десять лет, и в своей шикарной бобочке, клетчатых штанах и американских ботинках на толстой подошве он был неотразим.
102 
