очень нудно 
90 
А еще он испытывал к Андрею благодарные чувства. Андрей нередко давал Климу то бутерброд с колбасой, то пакет молока, а иногда и кусок торта – на свой день рождения. Ни Клим, ни его мать Шавря не занимались попрошайничеством, но Андрей знал, как им тяжело живется.
Вообще-то Шавря не была пьяницей. На загул ее совратила треклятая золотая цепь. По выходу из больницы она вообще завязала с этим делом, и соседи даже поговаривали, что Шавря нашла какую-то работу. По крайней мере, теперь в мусорных ящиках рылся один Клим.
– Так ведь ей еще рано, насколько я знаю, – сказал Андрей.
– Может быть…
Странно, подумал Андрей, почему это Клим прячет глаза? И куда девалась его обычная говорливость?
Ребята из благополучных семей не снисходили до бесед с Климом, за исключением Андрея, которому было жалко смышленого и живого парнишку. Несмотря на возраст, Клим был не по годам развит и знал такие вещи, о которых Андрей понятия не имел. Поэтому разговаривать с ним было интересно, А временами даже поучительно.
– Бывай… – сказал Андрей и направился к своему подъезду.
Клим хотел что-то сказать, но лишь сдержанно кивнул в ответ. У Андрея неожиданно проснулось тревожное чувство, мгновенно выросшее до необъятных размеров. Он ощутил приближение какой-то беды.
– Здравствуйте, – на ходу поприветствовал Андрей угрюмого Сам Самыча.
И поторопился взбежать по ступенькам к входной двери подъезда. Ему вовсе не улыбалась перспектива ехать в лифте вместе с семейством Дрыщей, от которых всегда несло чесночным духом.
Сам Самыч всем лекарствам от гриппа и простуды предпочитал народные средства. Зимой его семейство поглощало в неимоверных количествах лук и чеснок, а чай Дрыщи заваривали с цветками липы, ветками вишни и смородины, и пили его с малиновым вареньем и медом.
Наверное, такая профилактика и впрямь была эффективной, потому что "дрыстунчики" почти никогда не болели и мотались по улице даже среди зимы в одежде нараспашку. А глава семейства в холодное время года ходил в легких туфлях и без головного убора.
– Погоди! – неожиданно окликнул Андрея Сам Самыч.
Андрей остановился, а затем в недоумении оглянулся. И опешил: Дрыщ смотрел на него с сочувствием, исподлобья, будто провинился перед Андреем и теперь хочет извиниться.
Это было необычно. Что с ним? – подумал Андрей. Наверное, переживает за жену, догадался юноша. Но онто ему зачем? Раньше Сам Самыч почти не разговаривал со своими соседями. И уж тем более с молодежью.
– Я вас слушаю, – сказал Андрей с подчеркнутой вежливостью.
– Ты, парень… это… – Дрыщ отвел взгляд в сторону. – Ну, в общем, не переживай. Все образуется.
– Простите… не понял. Что образуется?
– Так ты еще ничего не знаешь?
– А что я должен знать?
Сам Самыч наконец посмотрел Андрею прямо в глаза.
– Там в вашей квартире милиция…
Дрыщ явно что-то не договаривал.
Милиция!? Андрей невольно вздрогнул. В голове сразу пронеслись все его провинности – как настоящие, так и мнимые. Неужели пришли за ним?
Домой идти нельзя! Ни в коем случае! Решение появилось само собой, будто бес на ухо нашептал. Нужно пересидеть у Дрозда.
Потом он маме позвонит, и все объяснит, подумал Андрей. Юноша даже не спросил Дрыща, что делают милиционеры, а сразу же развернулся и быстро пошел обратно.
– Не торопись, – сказал Дрыщ. – Ты ведь не знаешь, где она. Расспроси сначала участкового, он еще здесь.
– Она? – Андрей вдруг почувствовал, как его обдало сильным жаром – будто он стоял возле мартеновской печи. – Кто – она? – спросил юноша внезапно охрипшим голосом.
– Твоя мать, – ответил Сам Самыч. – Она в больнице. Но в какой именно, мне неизвестно.
– Мама… в больнице!?
Андрей даже пошатнулся от такой неожиданной и страшной вести. В ноги вступила слабость и начала ныть свежая рана. Андрею стало дурно, и только огромным усилием воли он заставил себя собраться.
– Что с ней? – прохрипел он, вперив лихорадочно блестевшие глаза в лицо Дрыща.
– Поднимись в квартиру, там узнаешь, – неприветливо ответил ему Сам Самыч.
В мгновение ока Дрыщ превратился в того, кем был на самом деле: чиновника с большими амбициями и холодной рыбьей кровью. Он отвернулся от Андрея и снова стал созерцать улицу – будто ждал, что вот-вот появится "скорая" и вернет домой его ненаглядное сокровище. С довеском в лице еще одного "дрыстунчика".
Мысленно высказав Сам Самычу все, что он думает о нем, оправившийся от временной слабости Андрей сорвался с месте, и, не дожидаясь лифта, помчал вверх по лестничным маршам.
90 
