19 
– Мы запрашивали информаторий Медицинского Центра. Ничего аналогичного.
«А ведь он что-то недоговаривает, – подумал Снерг. – Нет, на первый взгляд он предельно откровенен, но смутное ощущение какой-то недоговоренности остается, наработанное чутье человека, привыкшего работать с информацией, хватка интервьюера подвести не могут… В чем же несообразность, за что зацепиться?»
– Прежде чем мы продолжим, хочу внести деловое предложение, – сказал он.
– Догадываюсь, – сказал Вельяминов. – Угадать нетрудно – тебе нужна тема для следующего фильма?
– Вот именно, – сказал Снерг. – Егор Петрович абсолютно прав в оценке ситуации – не только историка, но и репортера, не сделавшего бы стойку немедленно, остается только утопить.
– Врачебная тайна, – веско и почти равнодушно сказал Вельяминов.
– Запрет автоматически отпадает в отношении любого «пострадавшего», который пожелает сотрудничать со мной, – сказал Снерг. – А для наложения запрета Советом Этики нужны особо веские причины, которых я, в данном случае, признаться, не вижу.
– Ну, хват…
– Не первый год работаю, – скромно сказал Снерг.
– Оно и видно, ни капельки вы за последние триста лет не изменились… но ведь всегда можно договориться полюбовно, верно?
– Это другое дело.
– Снимай хоть двадцать фильмов, – сказал Вельяминов. – Только подожди хотя бы неделю.
– Пожалуйста, – сказал Снерг.
Нет, не узнавал он Вельяминова – зачем этот, в сущности, нелепый торг? Или на работе он становится совершенно другим?
– Уговорили, – сказал Снерг. – Жду неделю, потом начинаю бешеную работу. А теперь подступайте ко мне с ланцетами.
– Как вам семнадцатый пострадавший, Егор Петрович? – спросил Свирский.
– Очень энергичный молодой человек, – сказал Голубцов. – И хорошо держится.
– Приступаем с ланцетами? – спросил Свирского Вельяминов.
– Приступаем, – кивнул тот. – Начнем, Стах?
– Режьте его! – азартно поддакнул Голубцов.
Чувствовалось, что академику все это доставляет неподдельное удовольствие – и головоломная загадка, и его роль в попытках загадку разгадать. Должно быть, он немного устал от своей работы и сейчас с удовольствием вместо отдыха помогал другим, а явные успехи настроили его на веселый лад.
– А что вы, собственно, собираетесь делать? – спросил Снерг.
– Резать не будем, не бойся, – сказал Вельяминов. – Ты как можно более подробно опишешь все свои сны, а чтобы лучше вспомнил, рассказывать будешь под гипнозом, ничего не имеешь против гипноза?
– Ровным счетом ничего, – сказал Снерг.
– Устраивайся поудобнее, – Вельяминов наклонился над ним, – откинься на спинку, положи руки на подлокотники. Расслабься, не думай ни о чем постороннем, вообще ни о чем не думай. Ты уже не чувствуешь тела, не можешь им управлять, ты начнешь засыпать спокойным сном…
И все исчезло.
Снерг открыл глаза, пошевелил руками, огляделся. Голубцов сидел спиной к нему за пультом Глобального информатория, его сухие пальцы метались по клавишам. Коды информационных ячеек вспыхивали сразу на двух экранах, из прорези сплошным потоком выскакивали карточки. Вельяминов подхватывал их, складывал на столик. Свирский укладывал в стопу кипу больших листов с цветными рисунками. Снерг подошел посмотреть – персонажи его снов, наброски костюмов, корабли, оружие, пушки, здания, какие-то схемы – сражений? Он посмотрел на часы – его «допрос» длился почти четыре часа, уже вечер…
Он смотрел на врачей, а они смотрели на академика. Голубцов развернул к ним вращающееся кресло. На лице историка читались удовлетворение и чуточку нарочитая скромность – лицо хорошего специалиста, довольного проведенной работой.
– Итоги таковы, – сказал историк. – Мне были предъявлены для экспертизы описания двухсот тридцати шести снов. Сто семьдесят шесть – описания сражений, сорок восемь – религиозные церемонии, двенадцать я бы охарактеризовал как бытовые: четыре занятия ремеслами, пять эпизодов торговли, два любовных свидания, одно мореплавание, один сбор урожая. Потолок – максимум третья четверть семнадцатого века, нижнюю границу определить не могу.
– Почему? – чисто машинально спросил Снерг и тут же спохватился. – Значит, вы считаете, что мы видим во сне прошлое? «Настоящее», существовавшее когда-то?
– Прошлое, настоящее и неподдельное, – сказал академик. – Кроме особо оговоренных, сюжеты лишены каких-либо несоответствий. Я имею в виду несоответствие с имеющимися в распоряжении науки данными. Я поясняю это, разумеется, для вас, Станислав, – врачи все это уже слышали. А чисто медицинские аспекты проблемы объясните, понятно, вы? – обернулся он к Вельяминову.
19 
