очень нудно 
119 
– Хорошо, что не гнилыми помидорами швыряются.
– Я бы и гнилой съел, – Вал подпрыгнул и сорвал с облетевшей ветки, нависшей над плетнем, одинокое желтое яблоко.
Бабки с ужасом следили, как яблоко идет по рукам, тая на глазах.
– Может, им работники нужны? Нанялись бы за жратву и ночлег.
– После Праздника Урожая? – скептически заметил Лён. – Праздника, означающего конец полевых работ?
– Коров доить, – предположила я, выплевывая жесткий хвостик.
– Вал, слышал? Работенка как раз для тебя.
– Я бы и корову съел, – гнул свое тролль. – Эй, бабоньки, здесь какой-никакой постоялый двор имеется?
– А как же, милок! – шамкнула одна, самая смелая. – Туточки, за поворотом. А вы из каких краев будете?
– Из Стармина, – ответила я, натягивая поводья. Парни согласно придержали коней, Вал спешился и вразвалочку подошел к лавке. – Скажите, у вас всегда так тихо?
– Та не, милочка! Молодь по сродственникам поховалась, перед Бабожником-то.
– С чего бы это? – поразилась я.
Бабожник – праздник нечистой силы. В канун Бабожника вылезают из своих нор лешие и кикиморы, шастают по трактам вурдалаки да завывают привидения на заброшенных кладбищах. Обретают неслыханную мощь некроманты, прочие же маги стараются воздерживаться от колдовства – некоторые заклинания теряют силу, а то и дают прямо противоположный эффект. Эту ночь лучше пересидеть дома, а еще лучше – в кругу, очерченном воском с храмовой свечки. Но… Люди – раса суеверная да бесшабашная. Выпить-то хочется. Разгул нежити – повод не лучше и не хуже многих других. И уже неизвестно, чего больше бояться – нечистой силы или шалостей нечестивой молодежи. На прошлый Бабожник мы, то бишь я, Важек и Темар, украли из музея Неестествоведения череп буротавра с рогами, напялили его на палку; палку и Темара, ее несшего, задрапировали старой простыней и ходили по дортуарам, тревожа покой сокурсников, причем я отвечала за неземное сияние, а Важек издавал «потусторонние» звуки. Распахнув очередную дверь, мы с жаром исполняли свои роли и, дождавшись сдавленных хрипов и криков ужаса, требовали «откуп за испуг». Иногда нам пытались свернуть шею, чаще, с нервным смехом и в холодном поту, выносили мелкие монеты, пиво и куски пирога, сала или домашней колбасы. В конце концов мы наткнулись на Алмита и остаток ночи простояли в разных углах учительской. Алмит заикался еще несколько дней.
Но у старух, очевидно, Бабожник вызывал куда менее приятные воспоминания.
– Боги с тобой, деточка! – в ужасе воскликнула одна из них и подкрепила слова еще одним крестом, видимо, желая привлечь ко мне внимание богов. – Ить в канун Бабожника страсти такие деются!
– Например?
– Да ить они не местные, – нараспев протянула ее подружка. – Растолковать надыть. И-и-и, милые, не в добрую годину вы к нам пожаловали. Ступайте в храмину, там хлопцы с дайнами заперлись, молебствия свершают и ставни крепят, чтоб всем скопом супротив ворога выстоять. Вы робяты справные, мечи да луки носите, там такие сгодятся.
– Против кого сгодятся-то? – поинтересовался Вал, машинально поглаживая оголовье меча. – Вы, бабоньки, я вижу, жуть как смелые, а мужики здоровые в храме забаррикадировались. Вам что, жить надоело?
– И-и-и, надоело-то как, милок! Только чаша сия не про нас. Мы, старики, для него интересу уже не имеем…
– Да для кого, в конце-то концов? – не выдержала я.
– А для вампира, – простодушно созналась бабка. – Ему молодых подавай, штоб кровь в жилах бурлила. А у нас, старух, кровь горькая, холодная, сама в землю просится…
– Так… – протянули мы в унисон, выразительно глядя на Лёна.
– Чушь какая, – фыркнул вампир.
– А от кого же тогда народ в храме попрятался?
– Местные суеверия. Эй, вы чего?
– Пойдем-ка мы действительно в храм. Порасспросим священнослужителя о местных суевериях.
– Жрать хочется – жуть, – простонал Вал. Съеденное яблоко только подстегнуло наш аппетит.
– Пошли, – согласился Лён. – В храме можно бесплатно получить освященную булочку с маслом.
– А ты сможешь в него войти? – удивленно спросила я.
– А почему нет?
– Ну ты же вампир. Ты должен плевать в иконы и избегать тени креста.
– Вольха, тебе желудочный сок в голову ударил.
– Извини. Не хотелось бы оправдываться перед прихожанами, когда тебя будет корчить при виде кропила.
* * *
В религии я не слишком разбиралась, но точно знала, что богов четверо, как концов креста, их жрецы прозываются дайнами, а верующих после смерти ждут либо хлебосольные небеса, либо огненная преисподняя с мракобесами. Естественно, у злостных атеистов, вроде меня, выбора не было.
119 
