очень нудно 
76 
— Иди ко мне, Аннет.
Я отстранила Джэна и Заступа, державших Аннет за руки. Они то ли пытались ее успокоить, то ли хотели предотвратить попытки разгрома нашего нового жилища. Кругом валялись обломки разбитой мебели. Из глаз Аннет ручьями текли розовые слезы, и выглядела она ужасно.
— Дайте мне уйти! — кричала она на Заступа. — Я не хочу жить без Криспина!
О, как хорошо я ее понимала! Но Влад прав: Кости заслуживает отмщения, и мой долг — его обеспечить.
Я обхватила руками голову Аннет:
— Ты будешь жить, чтобы отомстить за Кости. Патра надеется, что после его смерти нам будет не до нее. Это — величайшая ошибка с ее стороны. Ну же, Аннет! Пусть Кости порадуется, что много лет назад превратил тебя в вампира, а его враги ужаснутся.
Темно-розовые капли все еще стекали по щекам Аннет, но губы сжались в ровную линию. На моих глазах уродливая маска отчаяния сменилась решительным выражением, присущим уверенной в себе женщине, которая изо всех сил пыталась разрушить мое счастье с Кости.
Аннет смахнула слезы и поднялась на ноги. Ее вид сулил врагам жуткие мучения.
Потом она буквально ошеломила меня, опустившись на колено и склонив растрепанную голову:
— Криспин говорил, что, если с ним что-нибудь случится, главой его рода становишься ты. Я здесь и сейчас клянусь тебе в верности!
Подобного я никак не ожидала. Остальные вампиры рода Кости последовали примеру Аннет, даже Тэйт преклонил колени.
Ко мне подошел Заступ. Он был главой другого рода и не стал опускаться на колени — лишь склонил голову и поцеловал мое обручальное кольцо:
— В память о моем друге, который не мог ожидать от меня ничего другого, я остаюсь с тобой, Кэт.
Я хотела что-нибудь сказать, но у меня перехватило горло. Родни, пробормотав те же слова, поцеловал красный сверкающий камень. К моему изумлению, Джэн последовал их примеру. Я терзала ногтями ладони, едва сдерживая душившие меня слезы. «Не смей плакать, — твердила я себе. — Не смей!»
После того как вампиры принесли свои клятвы я откашлялась:
— Спасибо вам всем. Я клянусь, что буду достойна вашего доверия. Как сказал Заступ, Кости не ожидал от меня ничего иного. Менчерес!
— Да? — откликнулся он.
— Что дальше?
— В ближайшее время мы соберем всех, кто подчинялся Кости, чтобы официально признать твое главенство. Но мы по-прежнему находимся в состоянии войны.
— Что значит в ближайшее время? Есть некий обязательный срок?
На лбу Менчереса появились морщины.
— Нет, но в свете этой неожиданной трагедии тебе нужно время…
— Вздор! Вряд ли я стану более веселой, так что это можно пропустить. Смерть Кости ошеломит его подданных, поэтому, чем дольше они будут находиться в состоянии неопределенности, тем сильнее будет Патра. Как скоро можно организовать собрание?
Мое поведение явно шокировало Менчереса. Я предпочла не обращать на это внимания и нетерпеливо притопнула ногой:
— Ну?
— Завтра ночью. Я извещу всех лидеров.
— Значит, завтра.
Только как я до тех пор буду справляться с собой?
После нескольких замечаний по поводу моей бессонной ночи я ушла наверх, в одну из спален, чтобы никого не слушать. Но стоило мне растянуться на кровати и ощутить внутреннюю пустоту, желание спать кропало, я решила принять ванну. Затем часа два пролежала в теплой воде, глядя прямо перед собой.
Выйдя из ванной комнаты, я увидела Менчереса.
— У меня есть для тебя кое-что, — сказал он, протягивая маленькую резную антикварную шкатулку.
— Что это?
— Кости дал мне ее несколько месяцев назад. На тот случай, если с ним произойдет несчастье.
— Оставь ее на кровати. — Голос у меня охрип. Я боялась взять шкатулку, потому что руки внезапно задрожали. — И уходи.
Он сделал так, как я просила, и я осталась в спальне наедине со шкатулкой. Мне потребовалось двадцать минут, чтобы набраться храбрости и открыть ее, а потом я зарыдала.
К верхней крышке шкатулки были прикреплены две фотографии. Первая снята прошлым летом: Кости и я сидели на террасе в качалке, его лицо повернуто в профиль, и он что-то шепчет мне на ухо. Что бы это ни было, я улыбалась в ответ.
На втором снимке я лежала на боку на скомканных простынях в нашей постели и обнимала рукой подушку. Я спала обнаженной, рот полуоткрыт, а на лице сохранилось сонное и одновременно очень чувственное выражение. Одна грудь была полностью открыта, вторая едва виднелась под простыней, как и темно-рыжие завитки между ног. Я смутилась и перевернула фотографию и лишь тогда заметила на ней надпись: «Я сделал этот снимок однажды утром. Ты выглядела великолепно, и я не мог удержаться. Даже сейчас улыбаюсь, представляя, как ты покраснела».
76 
