35 
– Понимаем, – сказал Мазур. – И даже говорим иногда.
На ней были белоснежные шортики и легкомысленно завязанная узлом на загорелом пузике пестрая рубашка, весьма аппетитно распахнутая. Вся она была загорелая, вертлявая и симпатичная, как чертенок, даже убивать жалко, если что, не дай бог.
– Точно, говорите… Вы кто? А то, я слышала, песню пели на каком-то экзотическом наречии…
– Поляки, – сказал Мазур доброжелательно. – Польша – это, как бы вам объяснить… Если выехать из Парижа и держать все время на восток, никуда не сворачивая…
– Я студентка, – чуточку обиделась она, – университета. Так что примерно представляю, где ваша Польша… Возле Германии, а? Я имею в виду, возле красной.
– Точно, – сказал Мазур.
Она засунула ладошки в тесные карманы шортов и, покачиваясь с пятки на носок, с любопытством оглядывала комнату. Из соседней вернулся Куманек, гостеприимно кивнул и уселся на прежнее место. Судя по его виду, в соседнем кубрике в темпе сыграли побудку. Жить этой киске, ежели что, оставались секунды…
– Точно поляки?
– Не сойти мне с этого места, – сказал Мазур, перекрестившись на католический манер, как и следовало приличному поляку. – Я – Юзеф, это вот Рышард, – показал он на Вундеркинда, – а там, в углу – Янек. Можем паспорта показать.
– Зачем? Я же не полицейский… – сказала она, ухмыляясь во весь рот. – Поляки? Здорово. Экзотично, я имею в виду. А я – Джоанна, только не зовите меня ни Джо, ни Анна, я этого терпеть не могу. Канада, Квебек.
Выговор у нее, и в самом деле, был специфически канадский… или какой-то спец грамотно поставил ей именно канадский выговор, как Мазуру когда-то ставили австралийский. Могло быть и так, и этак. Верить в их положении нельзя никому и ничему.
– А остальные где? – спросила она, озираясь с детской непосредственностью. – Мы в окно видели, вас много было…
– Спят, – сказал Мазур. – Утомились в дороге.
– Ага, понимаю… – Она смешливо окинула взглядом натюрморт на столе. – Я поляков мало встречала, но анекдотов про них наслушалась… Парни, вы не гомики, а?
– Бог миловал, – сказал Мазур с искренним омерзением. – С чего вы взяли?
– Сидите тут взаперти и хлещете это ваше пойло с непроизносимыми названиями… А как же насчет того, чтобы жизнь прожигать на экзотическом курорте?
– Такая уж у нас национальная традиция, – сказал Мазур непринужденно. – Когда приезжаем на новое место, следует непременно выпить как следует, иначе счастья не будет. Вы хоть и из Канады, но, судя по имени, из англичан? Вот и прекрасно, что мне вам объяснять? Сами должны понимать, Джоанна, какая упрямая и цепкая штука – национальные традиции…
– Ага, понятно… А они что, по-английски совсем не понимают? Эти двое, я имею в виду? Сидят, как истуканчики.
– Почти не понимают, – сказал Мазур. – Я тут самый способный к языкам, отмечу без ложной скромности.
– Ну да, язычок у вас подвешен… – кивнула незваная гостья не без подначки.
Время шло, а она так и торчала посреди комнаты, не чувствуя ни малейшей неловкости, – то ли скучающая кукла, живая и непосредственная до ужаса, то ли… С ходу не определишь, пока не грянули события.
– Слушайте, э… Джузеф… А вы, часом, не разбираетесь во всякой бытовой технике? У меня в домике вентилятор барахлит, то вертится, то замрет, а жара такая, что никакого спасу…
– Ну, вообще-то… – осторожно произнес Мазур.
– Да разбираетесь, сразу видно! Вон вы какой… основательный. Не зайдете ко мне посмотреть, что с ним?
Мазур еще осторожнее сказал:
– Здесь же наверняка есть специальные люди…
– Да ничего они не умеют, научена горьким опытом! Только и знают, что чаевые сшибать за каждый чих! Нет, правда, не посмотрите? Может, там и дел-то на пару минут?
Момент настал щекотливейший. Весьма даже не исключено, что их начали растаскивать. Или возжелали взять языка, под благовидным предлогом выманить к соседям, а там уже от спецназовцев не продохнуть, по всем шкафам затаились, под потолком висят, люстрами прикинувшись…
Мазур оглянулся на Вундеркинда. Тот после мгновенного колебания едва заметно кивнул. Ах, ты ж сволочь, ласково подумал Мазур. Прекрасно понимаешь, что это – великолепная проверочка. Если там засада, то никакой неопределенности не останется, пойдут события, вот и не останется никакой неопределенности. А впрочем, я на его месте рассуждал бы точно так же, живца послал бы, не моргнув глазом – что поделать, служба такая…
35 
