– Хасан и Хусейн… – механически повторил Мазур. – Послушайте, – почти выкрикнул он со внезапно вспыхнувшей надеждой. – А не может все же оказаться…
– Фотомонтаж? Искусная провокация? – моментально подхватил Асади. – Как ни печально, от этой мысли придется отказаться. Я сам поначалу так и подумал, мне не хотелось верить… У меня есть еще и кинопленка. Возможно, вам не стоит…
– Покажите, – хрипло сказал Мазур.
– Вы уверены…
– Покажите, говорю!
– Ну ладно…
Асади вытащил из шкафа кинопроектор, ловко заправил свободный конец пленки в нижнюю бобину, опустил экран, спрятанный до того внутри серой жестяной трубы под потолком, вставил штепсель в розетку. Повернулся к Мазуру:
– Нажмете вот эту кнопку… И вот что, если уж вы хотите смотреть, обязательно досмотрите до того момента, где появляется третий.
И вышел, на сей раз затворив дверь почти бесшумно. Мазур одним глотком допил то, что оставалось в стаканчике, нажал кнопку и, когда на стене вспыхнул яркий белый прямоугольник, погасил верхний свет.
Сидел в темноте, изредка поскрипывая зубами в приступах лютой ярости. На экране возникла большая комната, обставленная отнюдь не с революционным аскетизмом – скорее уж в стиле заклейменного историей султана. Появилась Аня в облике этакой юной и невинной Красной Шапочки – белая блузочка, короткая черная юбка, белые гольфики и полосатый мужской галстук – сделала несколько шагов, озираясь с наигранным испугом, а потом на нее накинулись неизвестно откуда вынырнувшие оба близнеца (теперь стало ясно, что их и в самом деле двое). Изображали они, надо полагать, живописных восточных злодеев – голые по пояс, в широких шароварах и огромных чалмах с пышными перьями.
Сюжет был незамысловатый: юную пленницу долго и обстоятельно лапали-оглаживали, потом медленно раздевали, а она на протяжении всего процесса старательно притворялась, что все происходящее с ней случилось категорически против ее воли, вяло отбивалась и визжала. Правда, актеры из троицы были бездарнейшие, фальшь так и перла наружу. В конце концов «жертву» все же одолели, лишили последних тряпочек и живописно распростерли на узорчатом ковре, привязав раскинутые руки к блестящим кольцам. Еще раз облапали на все лады и отступили, ушли из кадра.
Появился третий, о котором предупреждал Асади, в традиционном костюме Адама, снятый со спины, так что Мазур никак не мог увидеть его лица. Аня задергалась, прилежно изображая крайний испуг. Незнакомец, не тратя времени на преамбулы, с ходу прошел на ковер, присел на корточки, омерзительным хозяйским жестом провел ладонями по телу женщины, снизу вверх, что-то проговорил, судя по движениям головы. Аня отчаянно замотала головой, стараясь изобразить гордую несговорчивость. Взяв протянутый из-за камеры хлыст, незнакомец упер его Ане под подбородок, долго водил по животу и груди толстым плетеным ремнем, заканчивавшимся тремя хвостами. Она закинула голову, прикрыла глаза, часто задышала. Чья-то рука торопливо подала длинный изогнутый кинжал, и тип, чьей физиономии Мазур так и не увидел, долго водил сверкающим острием по ее коже, приставлял к горлу, гладил груди плашмя. Отбросив нож, принял от невидимого ассистента пригоршню маслянисто сверкавших золотых побрякушек, жестом сеятеля рассыпал их по обнаженному женскому телу. Аня мотала головой, потом притихла. Незнакомец встал на колени над ее грудью, чуть стиснув бедрами бока, наклонился… Аня затрепыхалась вовсе уж фальшиво, что-то говорила, отворачивая голову от того, что все ближе придвигалось к ее губам, распахнула глаза в наигранном испуге. Незнакомец, ловко запустив пальцы ей в волосы, приподнял голову, наклонился еще ниже. Она открыла рот и взяла.
Что ж, она всегда проделывала это мастерски… Мазур узнавал все до единого движения, быстрые взгляды снизу вверх, улыбку (насколько можно улыбаться при этом занятии). Это продолжалось долго, глаза б не смотрели, но он должен был увидеть эту рожу…
Потом, когда она перестала судорожно глотать, незнакомец немного постоял в неподвижности, оторвался от нее, приподнялся и лег рядом, небрежно погладил бедро, пристроился сверху… Рожа наконец попала в кадр. Мазур узнал генерала Бараджа. И вскочил, выдернул штепсель из розетки, в наступившем мраке пробрался к двери, на ощупь зажег свет.
Асади вошел так же медленно, наполнил стаканчики, уже не кладя туда льда.
– Говорите, – сказал Мазур.