очень нудно 
63 
Никашкин, бесшумно ступая, подобрался к шалашу, слегка потянул на себя край плащ-палатки, служившей пологом, и заглянул внутрь.
У костра сидели трое, судя по одежде, красноармейцы, но без знаков различия. Один из них, с длинным лошадиным лицом, на котором прилепился на удивление маленький нос ноздрями наружу, задумчиво жевал ржаной сухарь и с голодным нетерпением поглядывая на второго, круглолицего коротышку с короткопалыми ладонями. Коротышка с сосредоточенным видом вскрывал ножом банку тушенки, чтобы бросить ее содержимое в котелок, где булькало аппетитно пахнущее варево. Третий, значительно моложе своих товарищей, черноволосый и смуглый, смахивающий на цыгана, но с правильными тонкими чертами лица, сидел чуть поодаль на охапке сена, под стенкой, и, прикрыв глаза, курил, пуская дым кольцами, – забавлялся. В дальнем конце шалаша лежало сваленное как попало оружие: автомат, две винтовки, карабин, подсумки с патронами и гранатами, пистолетная кобура на добротном командирском ремне.
Повинуясь жесту Малахова, ефрейтор резким движением сорвал плащ– палатку и проскочил внутрь шалаша, выставив вперед бесполезный автомат – попугать. Сзади стоял Алексей, держа палец на спусковом крючке пистолета. Эти трое, неизвестно отчего, не понравились ему с первого взгляда, и лишняя предосторожность, пока не выяснится, кто они, не помешает.
– Наше вам с кисточкой, отшельнички! – не удержавшись, по привычке сбалагурил Никашкин. Ефрейтор был, как обычно, уверен в себе и зорок, словно ястреб.
– Э-э, дядя, убери лапы! – сказал он резко, заметив движение длиннолицего. Не сводя с Никашкина больших и круглых, как у совы, глаз, длиннолицый медленно тянул руку к поясу, где торчала рукоятка нагана, сразу не замеченного ефрейтором.
Длиннолицый нехотя убрал руки и скверно выругался сквозь зубы.
– Кто вы такие и что вам нужно? – нахально спросил он резким и скрипучим голосом.
– Скитальцы, – коротко ответил Никашкин, зло щурясь. Он внутренне подобрался, стараясь не упустить из виду никого из этих странных «отшельников». Никашкину сразу не понравилась их злобная настороженность. Когда эта троица преодолела минутный испуг, вызванный внезапным вторжением в шалаш непрошеных гостей, она явственно проступила на их лицах.
– Ну и… скитайтесь дальше, – проворчал длиннолицый. При этом он метнул быстрый многозначительный взгляд на смуглого. Тот сидел, не меняя позы, будто происходящее его не касалось, только глазом косил, да курить перестал.
Момент броска Алексей уловить не успел – сказалась нечеловеческая усталость и контузия; нож с широким лезвием будто сам выпорхнул из-за спины смуглолицего.
Как Никашкин среагировал, объяснить было трудно. Резким, коротким движением он рванул автомат в сторону, и нож, направленный ему в сердце, вонзился в приклад.
В следующий миг почти не целясь – навскидку, Малахов выстрелил в длиннолицего, который выхватил из-за пояса наган. Схватившись другой рукой за простреленную кисть, тот охнул, а затем, согнувшись пополам, разразился отборной руганью.
– Ах, ты… гад! – с нервным смешком сказал Никашкин. Он быстро шагнул вперед, пнув по пути ногой коротышку, все это время сидевшего неподвижно, словно истукан, и почти без замаха, даже, как могло показаться со стороны, небрежно, не ударил, а просто ткнул своим сухим кулаком смуглолицего в челюсть.
Громко икнув, будто подавившись, смуглолицый опрокинулся навзничь и затих.
– Шутник… – подумав чуток, сказал ефрейтор. И подул на сбитые в кровь костяшки пальцев. Затем он собрал оружие хозяев шалаша и возвратился к Малахову, все еще держащему на прицеле коротышку и ухающего от боли длиннолицего.
– Встать! – негромко скомандовал Малахов. Едкая, до дурноты, злость подкатила к горлу. Он с трудом сдерживался, чтобы не пристрелить длиннолицего, а за ним и двух других. Такого с ним никогда не было.
– Больше повторять не буду, – процедил он сквозь зубы. Никашкин с удивлением покосился на лейтенанта, но промолчал. Наверное, он уловил настроение обычно сдержанного Алексея и пока не знал, как на это реагировать. Длиннолицый даже не вздумал пошевелиться. Но коротышка вскочил, будто его ткнули в задницу шилом, и вытянулся в струнку; смуглый все еще лежал без памяти.
Наконец и длиннолицый нехотя поднялся и стал рядом с коротышкой, однако глаз на Алексея не поднимал. Похоже, на этот раз он все-таки испугался, хотя виду не подал: тихий, но зловещий голос Малахова не сулил ему ничего хорошего.
63 
