141 
Но ее терзало чувство вины за то, что он чуть не умер. Она даже послала ему открытку… один раз. Кики отправила ее в его военную часть в Талсе. И до сих пор морщилась, вспоминая ту чушь, что написала тогда… она неловко благодарила его за то, что он поменялся с ней местами, и приносила совершенно неуместные извинения. Шон не ответил, да Кики ничего другого и не ожидала.
Кики сбилась с ритма и постаралась выбросить из головы мысли о катастрофе. Стояло полнолуние, она была одна, ее окружало надежное пространство воды. И этим вечером ей только и нужно было, что взмахивать руками, работать ногами и дышать… грести, дышать, грести, дышать…
Когда она подняла голову над водой для очередного вдоха, ей показалось, что в лунном свете мелькнула какая-то тень. Облако, разочарованно подумала девушка. Прогноз вроде не обещал дождя, но летом в Оклахоме погода менялась слишком часто. Кики удвоила усилия. Если ей придется слишком быстро выйти из бассейна, то она, по крайней мере, будет уверена, что неплохо поработала.
Какой-то звук донесся до нее сквозь плеск воды, но сначала Кики не обратила на него внимания, решив, что это просто отзвук далекого грома. Но звук оформился в слова:
— Сержант Канади!
Кики стиснула зубы и остановилась поблизости от мелкого края бассейна. Мужчина стоял в нескольких ярдах от нее. Сквозь мокрые защитные очки Кики смутно видела, что он высок и худощав. Но снимать очки девушка не пожелала.
— Что надо? — резко спросила она.
— Вы сержант Канади? Сержант Кристина Канади?
Голос мужчины показался ей смутно знакомым, и Кики решила, что это, видимо, один из тех репортеров, что доставали ее в последние несколько месяцев, выпрашивая интервью.
— Послушайте, вам тут нечего делать!
— Я просто спросил, вы ли Кристина Канади. Та Кристина Канади, что попала в авиакатастрофу.
— Я не желаю разговаривать с…
Она резко замолчала, рассмотрев его наконец. Да, он был высок и худощав, он был даже слишком худым. На нем были поблекшие джинсы и свободный пуловер. Над правым нагрудным карманом была пришита эмблема. Лунный свет коснулся ее, отчетливо обрисовав голову индейского вождя… это был хорошо знакомый девушке значок подразделения F-16 в Талсе.
У нее похолодело в животе.
Его волосы были подстрижены по-военному коротко, он был чисто выбрит… Розовый выпуклый шрам тянулся от линии волос к левому глазу, потом вниз, через красиво очерченную скулу, и исчезал за ухом.
— Шон?…
Он нахмурился и замялся, прежде чем ответить. Кики показалось, что он нервничает.
— Да, но я… — Он развел руками и вздохнул, словно не находя слов.
Кики вытаращилась на него, потом, внезапно устыдившись, поспешила отвести взгляд. У него же было такое серьезное ранение… Чудо, что он вообще может ходить и говорить, поэтому нечего удивляться, что он путается в словах и смущается, пытаясь что-то сказать. Кики снова посмотрела ему в глаза и осторожно улыбнулась.
— Как думаешь, может, мне выбраться из бассейна и мы поболтаем?
Шон кивнул, и Кики поплыла от него к лесенке. Выбираясь из воды, она оглянулась на Шона и крикнула через плечо:
— Можешь подождать немножко, пока я вытрусь и надену халат?
— Я буду ждать тебя вечно, Кристина.
Слова Шона заполнили собой всю ночь.
Кики, словно ее внезапно ударили под ложечку, вздрогнула и согнулась. Ее нога не попала на последнюю ступеньку лестницы, и девушка свалилась обратно в воду. Задыхаясь, она всплыла на поверхность, но, прежде чем успела глотнуть воздуха, сильные руки подхватили ее и подняли на край бассейна; она села, совершенно обессиленная, откашливая воду, которой успела наглотаться, и таращась на бледного мужчину, присевшего на корточки рядом с ней.
— Я бы никогда не позволил тебе утонуть, — тихо сказал он.
— Почему? — Кики потрясла головой, отшатываясь от Шона. — Почему ты это сказал?
— Кристина, я… — Шон потянулся к ней, но она быстро уклонилась.
— Прошу, перестань! — Она шипела, как разгневанная змея, — Я знаю, ты сильно пострадал, и понимаю, что именно я в этом виновата. Но ты не должен так говорить!
Лицо Шона подернулось тенью печали. Когда он заговорил, его голос звучал ровно, словно Шон пытался урезонить расстроенного ребенка.
— Когда-то я сказал тебе, что сам сделал выбор и что снова сделал бы то же самое. И тут ничего не изменилось. Ты ни при чем, любовь моя.
141 
