ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Как только Цзинь Мао-шу ушел, студент позвал Юй-мо и велел расплатиться по счету.

— Не хватает четырех лян, — ответил слуга.

— Тогда заложи одежду, — распорядился студент.

— Всего два дня, как из дому, и уже закладывать одежду! Что же будет дальше?

Юй-мо ушел и долго не возвращался. Потом наконец явился и сказал:

— За одежду дали всего восемь лян.

Они расплатились и покинули постоялый двор.

— Господин, нынче поужинаем на два цяня, больше тратить нельзя.

— Пусть будет по-твоему, — согласился студент.

Они зашли в захудалый трактирчик, но только заняли столик, как появился слуга:

— Господина Яня спрашивает господин Цзинь.

— Пригласи господина, — сказал Юй-мо. — Угостим и его на два цяня! В этом трактире не разгуляешься!

— Ах, брат Янь, — сказал, входя, Цзинь Мао-шу. — Видно, сама судьба нас связала! Куда ни пойду — везде вас встречаю!

— Воистину так! — согласился студент.

— Вот я и думаю, что не грех бы нам побрататься, — сказал Цзинь Мао-шу.

— Но здесь не найдешь жертвенной утвари, — вмешался в разговор Юй-мо.

— Пустяки! — возразил Цзинь Мао-шу. — Рядом большая гостиница «Спокойствие», там мы найдем все, что нужно.

Цзинь Мао-шу вызвал слугу из гостиницы, велел ему все приготовить для жертвоприношений и, к ужасу Юй-мо, заказал самые изысканные яства и кувшин выдержанного вина.

Когда церемония жертвоприношения окончилась, студент занял место на возвышении, его названый брат сел пониже; в общем, все шло как полагается.

Молодые люди долго пировали, потом наконец улеглись спать. Тогда за стол сел Юй-мо.

Он решил доесть и допить все то, что осталось от ужина, и пригласил трактирного слугу разделить с ним трапезу.

На сей раз утром все было иначе. Цзинь Мао-шу посмотрел счет, слуге за труды дал всего лян и обратился к студенту:

— Дорогой брат, вы, кажется, едете в столицу навестить родственников? А подумали вы о том, как они вас примут, если вы появитесь перед ними в таком виде и без денег?

— Ох, не по своей воле я еду в столицу, матушка велела! — вздохнул студент.

В это время в трактир вошел человек высокого роста в коротком черном халате с плетью в руке. Он поклонился Цзинь Мао-шу и сказал:

— Мой господин велел передать вам четыреста лян серебра на дорогу…

Цзинь Мао-шу покачал головой:

— Зачем так много? Оставь двести лян, а остальные отвези господину и поблагодари его.

Человек вытащил из-за пазухи объемистый кошель, извлек из него один за другим четыре свертка и положил на стол. Один сверток Цзинь Мао-шу развернул, взял из него два небольших слитка и протянул ему со словами:

— Вот возьми за труды. Чаю не выпьешь?

Человек поклонился и уже хотел уходить, но Цзинь Мао-шу его остановил:

— Погоди. Ты верхом?

— Верхом.

— Дорогой брат, где закладная? — обратился Цзинь Мао-шу к студенту.

«Откуда он знает, что я заложил вещи?» — про себя удивился студент.

Цзинь Мао-шу между тем взял у Юй-мо закладную, отдал еще два серебряных слитка и сказал:

— Поезжай в Синлунчжэнь, выкупи вещи. Все, что останется, возьмешь себе. Кошель оставь здесь — заберешь на обратном пути.

Затем Цзинь Мао-шу дал Юй-мо два слитка и сказал:

— Вот возьми! Ты хорошо потрудился! И помни — я не мошенник!

Юй-мо слова не мог вымолвить, только кланялся и благодарил. Цзинь Мао-шу подарил студенту лошадь, новую одежду и деньги. И вот в один прекрасный день студент со слугой добрались до уезда Сянфусянь и разыскали переулок Двух Звезд. Им указали, где живет семья Лю.

По большим резным воротам сразу можно было определить, что в доме живут богатые люди.

Дядю студента звали Лю Хуном. Он отличался крутым нравом и, вдобавок, был скуп сверх меры. Когда старика Яня назначили на должность начальника уезда, Лю Хун решил, что он сможет возвыситься по службе, и просватал свою дочь за его сына, студента Яня. Но вскоре старик Янь умер. Лю Хун уже раскаивался, что слишком поспешно просватал дочь, и свою злобу вымещал на жене — урожденной Янь. После ее смерти Лю Хун женился на урожденной Фын, женщине злой и коварной. Она все делала, чтобы расторгнуть брачный договор дочери и Янь Ча-саня, потому что хотела выдать девушку за своего племянника. Лю Хун не возражал, но до поры до времени решил не раскрывать своих намерений — очень уж неказист был этот племянник, да и происхождения неблагородного.

  54