122 
– К автобусу, – тихо сказал Мазур Ларе. – К автобусу, мать твою, вставай и двигай, только не беги...
Прикусив губы от злости, крепко ухватил за рукав блузки, поставил на ноги и прямо-таки принудил сделать первый шаг. Она двинулась к автобусу, как плохо заведенная кукла, деревянно переставляя ноги. Так, еще двое спрыгнули с джипа, сержант, не обращая внимания на эмоциональные выкрики усатого и его размашистые жесты, небрежно оттеснил крикуна к «блейзеру» и, похоже, требовал предъявить документы... еще два шага... нет, не дадут им дергаться, автоматы тех двух нацелены прямехонько на машину... что же она тащится, дура, хоть за задницу щипай... еще три шага... мы им пока что абсолютно неинтересны... черт, как брякают друг о друга автоматы и магазины в сумке... Ольга, молодец, вклинилась между ним и десантниками, шагает беззаботно, с улыбкой, колышет бедрами, отвлекая на себя мужское внимание... еще три шага... нельзя оглядываться...
У самой дверцы, распахнутой, облупившейся, он все-таки оглянулся. Похоже, задушевная беседа меж тигрерос и младшим Гараем только начиналась, вон и четвертый ягуар подключился, судя по жестам, страсти накалены...
Он пропустил в автобус девушек и Франсуа, поднялся следом. Беглого взгляда хватило, чтобы определить: аристократов тут нема. Крепко пахло сигарным дымом, томатным соусом, здоровым потом, фруктами, носками, перегаром. У лобового стекла перед рулем прикреплена иконка с самой настоящей лампадкой, горящей, а с потолка свисают загадочные предметы – детские башмачки, пара подков, мешочки, из которых торчат женские волосы, яркие полоски ткани, связочка утиных лап...
– В хвост, на свободные места! – подтолкнул сзади Кацуба. – Если что, лупани по ним длинными, я перехвачу руль – ничего больше не остается...
Выстрелы!
Мазур едва не выхватил из сумки автомат. Оглянувшись, не стал спешить – оказывается, это сержант палил, он стоял, небрежно держа «кольт» дулом вверх, а «блейзер» осел на обе простреленные передние покрышки. Базарчик, похоже, ничуть не взволнован этой сценой – хорошенькие же методы убеждения строптивых – зато усатый и его спутники из кожи вон вылезти готовы, но в драку не лезут, не такие уж дураки...
Шофер звонко захлопнул дребезжащую дверцу, сел за руль, с невероятным лязгом врубил передачу, и автобус тронулся, звеня всеми сочленениями, однако, выбравшись на автостраду, припустил довольно резво. Лара откинулась на продранную спинку, закрыла глаза, бледная как смерть. «Ну и ладно, – цинично подумал Мазур, – не помрешь, в конце-то концов...»
– Что это там за украшения? – поинтересовался он.
– Амулеты, – сказал Кацуба. – Обожает их здешний народ, спасу нет. Амулеты в комплекте с Мадонной, конечно, диковато выглядят, ну да таковы уж тут нравы. В Аргентине однажды статуэтку Девы Марии особым правительственным указом занесли в список генералов армии – с генеральским окладом, с внесением в поименный список офицеров действительной службы... Серьезно. И было это не сто лет назад, а сорок... – Оглянулся. – Как, тишина?
– Тишина, – сказал Мазур. – Куда ж они денутся, если им обе покрышки продырявили. Знать бы только, что нет у них в машине телефончика, что не звякнут своим... Ты на дорогу-то поглядывай.
– А то я не догадался, – проворчал Кацуба.
Автобус бодро пер посередине шоссе – присмотревшись к манере водителя управлять своей развалиной, Мазур проникся глубоким убеждением, что без икон и амулетов здесь и в самом деле не обойтись, жизненно необходимые вещи... Легковушки – вне зависимости от марки и стоимости – водила отчаянными гудками сгонял в крайний правый ряд, попадавшиеся навстречу траки и такие же автобусы более-менее уважал, но все равно считал своим долгом разъехаться с ними в миллиметре – впрочем, они действовали примерно по такой же методике, делая путешествие исполненным незабываемых мгновений.
Народ, однако, не обращал внимания на лихость драйвера, воспринимая ее как должное. Болтали, курили, небрежно стряхивая пепел в окна так, что его частенько швыряло в физиономию сидящим сзади, толстенная чолита, что-то успокаивающе пробурчав, поставила Кацубе на колени завязанную сверху корзину с торчащей оттуда гусиной шеей, жестами пояснив, что у нее колени и так завалены поклажей, а у него свободны, не барин, может и подмогнуть. Гусь вертел башкой, но никого пока что щипать не порывался. На передних сиденьях беззаботно чистили апельсины, отправляя кожуру за окно, в середине разливали из огромной оплетенной бутыли темно-багровое вино, безбожно обливая при этом колени державших стаканы, что тех не особенно и заботило. Стаканы путешествовали из рук в руки все ближе к задним сиденьям, наконец достигли и Мазура. Перекинувшись парой слов с хозяином бутыли, Кацуба пояснил:
122 
