Последние отзывы

  81  

— Боже мой!

Дамарис была без сознания, но его дрожащая рука нащупала пульс. Крови еще не было, но никто не выживает с такой раной. Он стиснул одну руку в перчатке, но понимал, что она вот-вот умрет прямо у него на глазах.

Дженива схватила другую руку.

— Все хорошо. Все будет хорошо.

Он не знал, говорила ли она это Дамарис, ему или себе, но ее мертвенная бледность опровергала эти слова.

Словно услышав, Дамарис пошевелилась, веки затрепетали. Рука попыталась переместиться к груди.

— Больно... больно...

— Я знаю, любимая, — мягко сказал он, часто моргая, чтобы прогнать слезы с глаз. Иисусе, что делать?

Он вспомнил об опасности и покрутил головой, оглядывая окрестности, при этом выпустил ее руку, чтобы в случае чего прикрыть ее своим телом, хотя было уже слишком поздно.

Он охранял Джениву и оставил Дамарис незащищенной.

Такой прямой выстрел мог быть сделан только из так называемой Гришен-Гроув, где легко спрятаться за стволами деревьев и статуями в человеческий рост. Когда убийца попытается убежать, люди Родгара могут схватить его, но что теперь толку?Но все равно Фитц проделал все необходимые действия. Он вытащил из кармана маленький пистолет.

— Вы умеете пользоваться им? — спросил он у Дженивы. Та кивнула, и он отдал пистолет ей.

— Идите и приведите помощь. Пошлите за доктором. Если кто-то нападет на вас, стреляйте. Только подпустите его поближе. Эта штуковина бесполезна на расстоянии.

Дженива кивнула, вскочила на ноги и побежала.

Дамарис была в сознании, но дрожала, и ее рука в перчатке подрагивала возле стрелы, словно желая дотронуться до нее, но страшась боли. Он крепко схватил ее за руку. Она вскинула на него глаза, зрачки расширены, из приоткрытого рта вырываются слабые, болезненные вздохи.

— Скоро подоспеет помощь, любимая, — сказал он, вопреки всему надеясь на чудо. Возможно, самым милосердным было бы позволить ей быстро умереть, но он не мог уступить ее без борьбы. Стрела торчала под пуговицей ее стеганого жакета. Он не видел крови, но, должно быть, ею пропиталась вся одежда под ним. Он должен посмотреть рану — словно это могло чем-то помочь. Лишь бы только не усугубить ее мучения.

— Мне нужны обе мои руки, любимая, — сказал он, высвобождая правую ладонь из ее пальцев. Глаза ее стали чуть менее безумными — храбрая девочка, — но дыхание еще было неглубоким от боли. — Я собираюсь разрезать твою одежду.

Что-то в этих огромных глазах намекало на веселый комментарий, но когда она втянула воздух, чтобы заговорить, то поперхнулась от боли, и рука снова потянулась к стреле. Он остановил ее:

— Это не поможет. — Он призвал на помощь все свои силы, чтобы говорить спокойно. Ему следовало бы остерегаться нового нападения, но какой теперь смысл? Зло свершилось. — От стеганого жакета придется избавиться.

Он вытащил складной нож и открыл его, благодаря Бога, что лезвие острое. Поднес его к горловине и разрезал толстую ткань там, затем сделал прямой разрез книзу до самого края, где снова было плотнее. Фитц услышал, как она тихонько охнула. Корсет был в пятнах крови.

Но потом до него дошло, что алый цвет — это вышитые розовые бутоны. Слабая надежда затеплилась в нем.

— Теперь твой корсет, красавица, — проговорил он, стараясь подражать тону злодея из пьесы.

Стрела пришпилила жесткий корсет к ее телу, пройдя, похоже, прямо сквозь длинную деревянную пластину, которая укрепляла переднюю часть. Он не представлял, как освободить ее от корсета, не причинив боли. Он попробовал разрезать плотную ткань между двумя косточками, но она тут же вскрикнула:

— Не надо!

Голос ее был напряженным от боли, но прозвучал довольно твердо для человека со смертельной раной, а он видел таких немало на своем веку. Некоторые встречают смерть со стоическим спокойствием, другие с радостью, но все равно в их чертах можно увидеть смерть.

С колотящимся сердцем, едва смея надеяться, он в первый раз дотронулся до стрелы, наблюдая за лицом Дамарис. Она просто взглянула на него с чуть большей опаской.

Затаив дыхание, он слегка пошевелил стрелу, пальцами чувствуя, что та ведет себя не так, как он ожидал. Дамарис вздрогнула и издала какой-то звук, но это было скорее выражением испуга, чем агонии.

Собрав всю свою решимость, Фитц твердо ухватился за стрелу и выдернул ее.

Ни крика, ни крови, ни сломанного наконечника.

То, Что он держал в руке, было дротиком с перьями около пяти дюймов длиной с острым металлическим наконечником. От облегчения он даже покачнулся и чуть не разразился безумным смехом.

  81