очень нудно 
159 
– Ну, тут уж – кому как повезет, – сказал Сварог.
– Можно к вам, милый родственник, обратиться с серьезной просьбой? Если вы намерены от меня избавиться решительно и бесповоротно, сделайте это пристойно. Меня всегда ужасала непристойная, вульгарная смерть. Взять хотя бы королеву Аугле – в поганой темнице, кишащей крысами и тараканами, трое вонючих доезжачих душили грязной веревкой… Хрип, язык наружу вывалился, дерьмо течет… А потом, не мытую месяц и в рубище, где-то на заднем дворе закопали… – По ее лицу промелькнула гримаса нешуточной брезгливости. – Нет уж, предпочитаю что-то более приличествующее моему положению: если уж на эшафот, то с полным соблюдением надлежащего этикета – войска шпалерами, народ в праздничном, корону снимают с головы и уносят на подушке четверо дворян, палач в белом, барабанная дробь, позолоченный топор… Если вздумаете обвинить меня в каком-нибудь страшном заговоре – готова подыграть абсолютно во всем. Лишь бы церемония была обставлена по-королевски. Одно немаловажное уточнение: не хочу, чтобы припутывали черную магию. Я не слишком дерзка в просьбах?
– А пощады просить вам, конечно, кажется чересчур унизительным? – с интересом спросил Сварог, успевший оценить собеседницу по достоинству: она говорила совершенно серьезно, какие там шуточки…
– Если вы твердо решили со мной разделаться, никакие мольбы не помогут, а прельстить мне вас нечем: кладов не зарывала, серьезных тайн не знаю, а для постели вашей я старовата, конечно, – у вас ведь молоденьких невпроворот, доходили до меня кое-какие сплетни и донесения… Жить, конечно, хочется, – сказала она просто и открыто. – Но к чему унижаться, если это все равно не спасет? Взойдешь на эшафот с достоинством – по крайней мере, память останется, какой-нибудь щелкопер в хроники вставит, распишет со всем восторгом. Меня всегда восхищала историческая фраза короля Хея перед плахой: повернулся человек к палачу и этак небрежно, через губу, процедил: «Дышите в другую сторону, любезный, от вас луком несет…» Не слышали? А ведь у вас в Глане дело происходило, хоть и давненько…
– Интересно, как бы вы поступили на моем месте? – задумчиво спросил Сварог.
– К чему гадать? Местами нам все равно не поменяться, у каждого свое…
Дверь шумно распахнулась, и в кабинет ворвался князь Гарайла – запыхавшийся, в расстегнутом мундире. Поведя налитыми кровью глазами, он облегченно вздохнул, привалился спиной к косяку, держа руку на эфесе меча, отдышался и с видом кота, словившего, наконец-то, хитрющую мышь, замурлыкал:
- Мамочка моя, мама,
- Полно меня стеречь!
- Когда девчонка упряма,
- Силком ее не уберечь…
- Зря, что ли, говорится:
- «Сладок запретный плод»;
- Когда взаперти девица,
- Сильнее любовь влечет…
Не удостоив его и взглядом – лишь слегка повернув голову в сторону генерала, Старая Королева произнесла восхитительно ледяным и равнодушным тоном, заставившим Сварога про себя взвыть от зависти (сам он еще не достиг таких высот в обращении с голосом и интонациями):
– Если уж вы, милейший, взялись цитировать Сарагата, то у него есть не менее впечатляющие строки, гораздо более подходящие к случаю, нежели пошленькие любовные куплеты, набросанные им в ранней юности:
- Где возвышались арки и столпы —
- Теперь обломков громоздится груда…
- Плачевный вывод следует отсюда:
- Как мы в своей кичливости глупы!
- Доверившись несбыточным надеждам,
- Я дом в песках выстраиваю зыбких,
- Хоть знаю сам: моя затея – бред.
- Подобно всем упрямцам и невеждам,
- Я вижу совершенные ошибки,
- Но ошибаюсь вновь – себе во вред…
Она декламировала легко и свободно, с мимолетной презрительной усмешкой – должно быть, стремилась в случае, если победители все же намерены предать ее лютой смерти, извлечь для себя максимум морального удовлетворения. Сварог испытывал к ней все более крепнувшее уважение: не дама – кремень… Такие и нужны… Вот именно!
Гарайла, фыркнув насколько мог непринужденнее, осведомился:
– Это не про вас ли, дражайшая королева-матушка? В самую точку зашпандорено…
«А ведь он ее на сей раз уел, – подумал Сварог. – При полнейшей своей непривычности к светским словесным поединкам. Неудачные вирши она выбрала, нужно признать. Ну ничего, сейчас я вас буду строить, рядами и колоннами…»
Шагнув вперед, сверля немигающим взглядом князя, он рявкнул пусть и не с королевскими интонациями, но уж, безусловно, со сноровкой бывалого строевика:
159 
