108 
– Что за вздор? – пожал плечами Алексей Сергеевич.
Конногвардеец ледяным тоном ответил:
– Возможно, для вас, милостивый государь, это и вздор, но поручик Крюков воспринимает ваши… гм… вирши как оскорбление. Угодно вам принять картель?[13]
– Что за глупости? – повторил поэт. – Эпиграмма эта была написана на поручика Свистунова, из чего не делалось никакого секрета, – она была мною прочитана в его присутствии с объявлением всему обществу, кого это касается… К слову, поручик Свистунов особенного неудовольствия не проявил, не говоря уж о картелях. Так что это явное недоразумение…
– Милостивый государь! – отрезал кавалергард. – Для дворянина подобные увертки, право же, неуместны! Я вам говорю чистейшим французским языком: поручик Крюков считает себя оскорбленным вашей эпиграммой и выбрал нас своими секундантами, – он неприятно улыбнулся. – Разумеется, если вы считаете нужным идти на попятный… Правила вам, надо полагать, известны. Вам следует должным образом принести поручику Крюкову извинения, и, конечно же, не с глазу на глаз, а в обществе…
Ольга видела, как нехорошо сузились глаза поэта.
– Не вижу причин… – сказал он холодно. – Можете передать господину Крюкову, что его вызов принимается. – Он бросил яростный взгляд по сторонам. – Корнет, вы не откажетесь быть моим секундантом?
– Почту за честь, – сказала Ольга.
– А ты, Василь Денисыч? – спросил поэт у Топоркова, наблюдавшего эту сцену из соседней комнаты.
– Да непременно! – браво ответил ротмистр. – Кого, бишь, ты на этот раз убьешь? Ах, Крюкова… Препустой человечишка, и жалеть нечего…
– Господин Топорков! – зловещим тоном сказал конногвардеец. – Подобные отзывы о моем друге, знаете ли, чреваты…
– Да бога ради! – ухмыльнулся Топорков. – После того как Алексей Сергеич покончит с вашим другом, мы с вами непременно вернемся к затронутой вами коллизии… Если захотите, конечно. А сейчас нам, полагаю, нужно где-нибудь уединиться? В гостиной хотя бы… Прошу сюда!
Ольга, не рассуждая – она все равно скверно разбиралась в дуэльном кодексе, – вышла следом за тремя мужчинами в гостиную. Топорков, не садясь, спросил с крайне деловитым видом:
– Итак, ваши условия?
– Нынче же днем, на пистолетах, с десяти шагов, – отчеканил кавалергард, который, очевидно, был в этом крохотном отряде за старшего. – До первой крови. Имеются ли у вас возражения или дополнения?
Топорков думал недолго. Почти сразу же ответил:
– Пожалуй нет… Господин корнет?
– Присоединяюсь к вашему мнению, – сказала Ольга.
– Прекрасно, – кивнул кавалергард. – Черная Речка вас устраивает, господа?
– Пожалуй, – сказал Топорков, а Ольга снова кивнула.
– О докторе мы уже позаботились, так что вам нет нужды беспокоиться на сей счет, – изрек кавалергард. – Что-то еще? Нет? В таком случае в пять часов вечера, если не будет возражений…
Возражений не последовало. Оба офицера вытянулись в струнку, словно аршин проглотили, прищелкнули каблуками, поклонились и, слаженно шагая в ногу, покинули гостиную. Топорков, громко вздохнув, наклонил кудрявую голову и шумно почесал обеими пятернями затылок. Недоуменно пожал плечами:
– Черт знает что…
– В чем дело? – спросила Ольга, которой весьма не понравилось его чересчур уж озадаченное лицо.
– В дуэлях участвовал, корнет? В любом качестве?
– До сих пор не приходилось как-то, – сказала Ольга чистую правду.
– Вот то-то и оно, сокол ясный, иначе сразу бы почуял странности… Сколько я ни дуэлировал, сколько ни бывал в секундантах, а ни разу не случалось, чтобы картель, откровенно тебе скажу, попахивал… Эх ты, Белавинский гусарский! Сразу видно новичка… – помолчав, он заговорил строго и серьезно: – Лыкошин, кавалергард, в дуэлях уж безусловно не новичок, да и Берг ему мало чем уступит. А меж тем эти господа и не подумали в точности соблюдать дуэльный кодекс: даже не заикнулись о возможности примирения сторон, что входит в первейшую обязанность дельного секунданта при передаче картеля. Они, права заявили, что дуэли не будет, если Алешка извинится, но это в столь вызывающей и оскорбительной форме было высказано, что ни один уважающий себя человек такого предложения не принял бы, если у него в жилах кровь, а не вода… Далее. Ты заметил, как им не терпится? Дуэль – нынче же днем, о докторе они уже сами позаботились… И, наконец, оба совершенно беззастенчиво валяли дурака: эпиграмма и в самом деле на Свистунова была написана, а вовсе не на Крюкова, которого тогда и близко не было…
108 
