2 
И все же лары, пять тысяч лет празднуя Новый год, отождествляли его со снегопадом. Лучшее доказательство, что их предки и впрямь когда-то прибыли сюда с Земли, сиречь Сильваны. Правда, на Сильване сейчас стоял то ли август, то ли сентябрь, но это лишь означало, что лары когда-то жили в тех местах, где в канун нового, по их счету, года лежал снег и стояли холода. А на Таларе, если верить древним преданиям, даже до Шторма не было настоящей зимы…
Сварог не выдержал, наклонился, скатал тугой хрусткий снежок и запустил в спину Гаудину, пониже воротника. Лорд удивленно обернулся:
– Что это вы?
– Так играют дети зимой, – сказал Сварог.
– Ну да, что-то такое я смутно помню, в Антлане, в раннем детстве… Глупость какая. Сейчас, в преддверии едва ли не самой важной в вашей жизни минуты, затевать варварскую детскую игру…
– Это я от застенчивости, право слово, – сказал Сварог, отряхивая влажные ладони. Гаудин хмыкнул:
– Я недолго вас знаю, граф, но успел понять, что застенчивость вам мало свойственна…
– Тогда считайте обуревающие меня чувства тягостным недоумением. Коли застенчивость не подходит. Серьезно, я в самом деле не пойму, отчего столь влиятельные персоны должны встречаться этак по-воровски. Как сказал бы старинный романист, в воздухе веяла неуловимая атмосфера зловещей тайны. Начальник разведки Империи, военный министр…
– У нас нет военного министра, потому что мы ни с кем не ведем войн, – мягко сказал Гаудин. – Лорд Фронвер всего-навсего заведует департаментом под номером три. И занимается тем, что примерно можно назвать «изучением проблем защиты и обеспечения безопасности в гипотетических кризисных ситуациях». Фактически он военный министр, вы правы, но не забывайте о тонкостях бюрократии и этикета…
– Понятно, – сказал Сварог. – Я в свое время вдоволь наслушался этих обтекаемых терминов, за которыми обычно скрывается… изучение проблем. Терминами меня не удивишь. Но меня и в самом деле удивляет, почему такие люди, как их ни называйте, крадутся украдкой на незаконченную стройку…
Гаудин смотрел на заснеженную равнину, где один за другим возникали фантастические дворцы, изящные лестницы и бездействующие пока фонтаны, осыпаемые обильным снегопадом из низких, клубящихся, то и дело вспухавших над головой туч. Пожалуй, сейчас он был не просто меланхоличен по всегдашнему своему обыкновению – по-настоящему печален. Сварог терпеливо ждал, борясь с ощущением, что Гаудин напрочь забыл о его присутствии.
– Я в странном положении, признаться, – сказал наконец Гаудин, не поворачиваясь к нему. – Словно бы вынужден извиняться перед вами за какие-то замшелые пережитки старины, которые вы у нас обнаружили свежим взглядом… Собственно, это правда. Все так и обстоит. Я о пережитках. Помните, мы с вами как-то говорили о приключенческих романах и обнаружили, что те, которыми увлекаются наши мальчишки, и те, ваши, которым еще предстоит возникнуть, удивительно схожи? И в чем-то отражают жизнь. Так вот, как ни грустно мне в таком признаваться, кое в чем наша жизнь ничем не отличается от той, что кипит внизу. У нас есть много вещей и возможностей, которых внизу нет. И мы знаем больше. Вот и все. А в остальном – до жути похоже. Те же интриги, и у подножия трона, и поодаль от него, та же дворянская вольница, те же примитивные, страсти и побуждения, имеющие подоплекой те же примитивные цели – борьба за титулы и отличия для себя и за опалу для врага… Мы точно такие же – только у нас есть развитая магия, компьютеры и межпланетные корабли. Понимаете?
– Кажется, да, – сказал Сварог.
– Иногда я не верю, что у нашего бытия есть цель, – тихо сказал Гаудин. – Я не осуждаю и не оправдываю существующий порядок, я просто не знаю другого и не собираюсь ломать голову, выясняя, возможен ли другой и каким он должен быть. Но мне иногда горько. До того, как вы появились, мне и мыслями не с кем было поделиться, хотя молодежь о чем-то таком шепчется… Вы знаете, почему при работе внизу мои люди вынуждены соблюдать строжайшую конспирацию и максимум осторожности? Да в первую очередь оттого, что всякий владелец манора вправе держать внизу свою агентуру. И соглядатай какого-нибудь чванного болвана, дурака-камергера, придворного соперника герцога Гленора или моего, при малейшей нашей оплошности настрочит донос. А его хозяин при малейшей возможности поднимет в Тайном Совете или Палате Пэров невероятный шум, вопя о систематическом и злонамеренном нарушении традиций… Беда традиций в том и состоит, что они не учитывают неизбежных изменений. И в том, что защита славных традиций – идеальнейший способ сводить счеты.
2 
