26 
В комендатуре Галабка держался спокойно.
— Осмелюсь сказать, господин комендант, что никаких партизан я не знаю. Сосед, он, конечно, мог наговорить. Мы не ладим с ним с тех пор, как я переехал в Курляндию. Да того я проживал в Латгалии, — вытянувшись перед столом коменданта, говорил Галабка, отвечая на предъявленные обвинения.
Комендант задал ему еще несколько вопросов, но старик отвечал уверенно и спокойно, начиная каждую фразу со слов «осмелюсь сказать, господин комендант». Отношение коменданта явно изменилось в пользу Галабки. На вопрос о сыне Галабка сказал, что ничего о нем не слыхал.
— Мой сын мобилизован на работу в великую Германию и, осмелюсь смазать, господин комендант, грешно мне, старику, путаться с кем-то. Осмелюсь просить, господин комендант, поставить ко мне на хутор на постой ваших солдат. Я буду спокоен. А ежели, как к соседу, явятся из лесу за провиантом, то у меня и охрана будет. Можно, при случае, кого и захватить из них…
Это предложение понравилось коменданту. Он пристально посмотрел на старика.
— Хорошо. Ты докладывай нам все, что узнаешь о партизанах. Германия тебя не забудет, — сказал он.
— Осмелюсь сказать, господин комендант, доложу все, что узнаю.
Галабку отпустили. Вернувшись на хутор, он опустил журавль своего колодца, что означало — идти в дом нельзя, опасность.
Вечером на хутор к нему явилось двое солдат из комендатуры.
— Бабка, кушайт давай, — заявили Они, перешагнув порог.
Старуха засуетилась, искоса сердито поглядывая на Галабку. Тот словно не замечал ничего.
После ужина один из пришедших спросил хозяйку:
— Не было сегодня партизан близ хутора?
— Были, пятеро или шестеро, — ответила старуха. — Они тут каждый день ходят.
— Вооружены?
— Какое у них оружие! Не то, что у вас. У вас настоящее, длинное, а у них короткое, все в дырках, да еще с колесом, — разъяснила старуха.
— Дура бабка! — вскочили солдаты и надели пилотки. — Это гут оружие. Пистолет-пулемет! Нам пора, дед. Дела есть!
Галабка усмехнулся и довольно почесал бороду.
«НОЧЬ ПОД РОЖДЕСТВО»
Ночь. За окном гудит ветер. Анна — жена нашего Яна — сидела, наклонив голову, и вязала. На скамье, прислонившись спиной к теплой печке, курил трубку старый отец, и тень его от слабого огонька лампочки расплывалась серым, ломаным силуэтом.
Вдруг раздался громкий стук в дверь.
Анна оставила вязанье, выглянула в сени.
— Кто там?
— Свои, открой!
— Отец, узнаешь голос? — обернулась она. — Риман, начальник полиции.
Стук раздался сильнее.
— Ночью я никого не пускаю. Если что нужно, приходите утром, — крикнула Анна.
— Открой! — донесся тот же голос. И так как Анна не ответила, он добавил: — Ломайте дверь!
Дверь затрещала. Холодный ветер ворвался в комнату.
— Обыскать! Сегодня у нее муж должен быть, — раздалась команда.
Искали всюду, куда можно было только заглянуть: в комнате, в сенях, на чердаке…
— Господин Риман, партизан не обнаружено, — докладывали полицейские.
Риман допрашивал Анну. Она стояла с побелевшими щеками. По виску у нее стекала струйка крови.
— У тебя муж партизан, — говорил начальник полиции. — Когда бывают у вас связные — из отряда? Где сейчас находится отряд?
— Я ничего не знаю, никто ко мне не ходит, — отвечала Анна.
— Ты должна сказать! Этим ты спасешь свою жизнь.
Она не ответила. Молчанье женщины разозлило палача.
— Советские самолеты бомбили наш аэродром, зажгли склады… Чья это работа? Разве ты не передавала сведения большевикам?
— Нет. Никого я не знаю.
Риман подскочил к женщине, ударил ее по лицу.
— Ты скажешь? — прошипел он.
Не успел он что-либо еще предпринять, как Анна неожиданно метнулась в сторону, выбежала на кухню и заперла за собою дверь. Куда бежать? Дом окружен.
Следом раздались выстрелы. Анна бросилась на чердак, надеясь избежать погони. Неожиданно обожгло ногу, словно кто-то ударил в икру острым и тяжелым. Анна упала. Ее схватили и снова приволокли в дом.
Риман допрашивал старика, и так как тот на все вопросы отвечал молчанием, Риман приказал высечь его. Анну полицейские увели с собой.
Анна была русская, Ян — латыш. Поженились они в 1940 году. Она была настоящим другом Яна.
Мы понимали, какая опасность угрожает ей. Один за другим строили мы планы освобождения Анны. Мы надеялись, что ее будут пока держать при полиции в Кулдыге, но Риман, не добившись от женщины ответов на свои вопросы, передал ее гестаповцам.
26 
