Последние отзывы

  12  

Планше первым выскочил наружу и громко позвал Лорме. Тот выехал верхом из распахнутой двери конюшни, пригибая голову, чтобы не удариться о притолоку, ведя в поводу остальных лошадей.

Круто развернув на месте своего английского жеребчика, д’Артаньян оглянулся. Представшая его взору картина была жуткой, величественной и притягательной одновременно – вся мельница, высоченное соружение, уже была объята тугими волнами золотистого пламени, гудевшего и трещавшего, пылающие крылья продолжали размеренно вращаться, чертя в ночном небе причудливые круги…

Он поневоле засмотрелся – и, не скоро опомнившись, погнал коня вслед за остальными.

Блуждать верхами в кромешной тьме по незнакомой местности было бы сущим безумием – кони могли поломать ноги, всадники могли сломать шеи. И они двинулись вдоль реки, где было чуточку светлее, над берегом, над отражавшимся в темной воде мириадом звезд. Ехали, пока пожарище не скрылось за горизонтом, – только небо в том месте долго еще оставалось светлым…

Погони не было – да ее и не особенно следовало опасаться. Без сомнения, нападавшие рассуждали точно так же, хорошо представляя, какие неудобства ждут тех, кто решится сломя голову носиться верхами по бездорожью…

В конце концов наткнулись на глубокий овраг, тянувшийся перпендикулярно реке. Лучшего укрытия до утра нельзя было и придумать. Найдя подходящий пологий уклон, осторожно свели вниз лошадей, держа их в поводу. До рассвета оставалось еще часа два.

Слуги с лошадьми деликатно расположились в отдалении, а д’Артаньян, вспомнив свои охотничьи странствия по лесам, отыскал подходящее деревце, нарубил шпагой веток, прикрыл эту кучу краем плаща и усадил девушку, закутав их обоих оставшейся половиной.

– У вас неплохо получается, – сказала Анна вяло. – Святой Мартин, да и только…^[6]

Она прижалась к нему, положила голову на плечо. При других обстоятельствах д’Артаньян возликовал бы от счастья и немедленно приступил бы к планомерной осаде по всем правилам, но сейчас только полнейший идиот мог бы приставать к девушке со всякими глупостями, а идиотом наш гасконец никогда не был и прекрасно понимал, что момент совершенно не подходящий для излияния самых пылких и неподдельных чувств. Он просто сидел, крепко прижимая ее к себе одной рукой, и временами замирал от нежности, когда чувствовал щекой мимолетное прикосновение длинных ресниц. Как ни удивительно, сейчас ему всецело хватало и этого.

– Нужно было его убить, – тем же вялым голосом произнесла Анна.

– Пожалуй, – тихонько ответил д’Артаньян. – Я как-то промедлил, упустил момент… Помнил, что его нужно перехитрить, а не убивать. И эта наша миссия…

– Не упрекайте себя, Шарль. Вы ни в чем не виноваты, вы же ничего не знали…

– А вы? – не удержавшись, спросил д’Артаньян. – Вы же должны что-то знать… Он ведь вовсе не собирался перехватить разоблаченных шпионов кардинала, как следовало бы ожидать. Вы же должны были слышать – он назвал меня Арамисом и отступил именно потому, что я ему был необходим как орудие для убийства герцога и принца… Это превозмогло все остальное… Как ни жаждал он до вас добраться… Что ему от вас нужно? Это уже не кардинальская служба, тут что-то другое, дураку ясно…

– Вы неплохо соображаете, Шарль…

– Это ведь лежало на поверхности.

Анна долго молчала, и д’Артаньян уже стал думать, что никогда не узнает ответа. Звезды отражались в темной текучей воде, как в начале времен.

– Вы совершенно правы, – сказала она неожиданно. – К кардинальской службе это не имеет ровным счетом никакого отношения. Можно сказать, это семейное дело. – Д’Артаньян не увидел, а, скорее, почувствовал, как она легонько улыбнулась. – Семейное дело, и не более того.

– Черт возьми, какое он может иметь к вам отношение?

– Шарль… Он, надобно вам знать, – мой деверь. Младший брат моего покойного мужа. И… – ее голос зазвучал жестче, – и, как вы давно уже знаете, лорд Винтер, барон Шеффилд. Каковые титулы получил, согласно английскому праву, после смерти моего мужа, старшего сына и наследника как титулов, так и майората^[7]. До этого он был лишь Генри Винтером, эсквайром^[8], и не более того…

– Вы произнесли это таким тоном… – сказал д’Артаньян. – Как будто хотели сказать…

– Сказать можно многое. Мне многое хотелось бы сказать… но у меня нет достаточных доказательств. Ни у меня, ни у кого бы то ни было еще. Одни пересуды, подозрения и нехорошие совпадения – то есть то, чего ни один суд в мире не примет к рассмотрению…

  12