очень нудно 
53 
– А вы – змей-искуситель... – сказал Мазур, усмехаясь.
С той же усмешечкой Михаил Петрович спросил:
– А вы имеете что-либо против выбранной м н о ю тактики?
– Я и говорю – змий... – сказал Мазур. – С примитивами вроде вашего Лукича гораздо проще: столкнувшись с грубым давлением, начинаешь злиться и умело бить морды. А вы... вы меня задели за живое, признаюсь. Вы меня п о м а н и л и...
– Не миражом, заметьте, не призраком!
– Верю, – сказал Мазур. – Это-то и есть самое печальное. В самом деле, я себе потом по гроб жизни не прощу... Два-три миллиона...
– Вам этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Я, как вы догадываетесь, немного вас изучил. Вы – счастливый человек, у вас в силу биографии и воспитания нет д у р н ы х потребностей. Готов душу черту прозакладывать, вас попросту не интересуют поместья на Кипре, роскошные квартиры в Майами, замки в Шотландии, океанские яхты, личные самолеты и прочая мишура, которую обожают иные наши скоробогачи, не забывшие, что они когда-то были нищими советскими пацанами... Вы – другое дело. У вас довольно умеренные запросы и потребности. Поэтому пары-тройки миллионов вам хватит до конца дней...
– Да, вот кстати. Я их что, в лотерею выиграю? Ежели кто поинтересуется?
– Ну, это не проблема, – сказал Михаил Петрович. – Это даже не тень проблемы... Я над этим думал. Наследство. У вас ведь есть дальние родственники за границей? Вот видите. Можно оформить все так, что комар носа не подточит. Соответствующие налоги за вас заплатят. Считайте это премией. Документы будут безукоризненные, так что перед законом останетесь чисты.
– Хочу верить...
– Верьте. Потому что так и будет.
– Так что конкретно в Африке?
– Этот вопрос можно считать согласием?
– А пошло оно все к черту, – сказал Мазур, глядя ему в глаза. – В конце концов, имею я право использовать свой шанс? Ладно, я согласен. С одним-единственным условием. Во всей этой истории не должно быть иностранных разведок, выдачи каких бы то ни было российских секретов и так далее... ну, вы, безусловно, понимаете, о чем я. Если в ходе нашего дальнейшего сотрудничества выяснится, что то или иное все-таки присутствует, предупреждаю сразу: я автоматически считаю себя свободным от всех обязательств и, мало того, разозлюсь. По-настоящему разозлюсь.
– Я вам гарантирую – никаких иностранных разведок и прочего... Интересы – исключительно наши, российские.
– Вы сказали, и я слышал...
– Я сказал, и вы слышали... Будете задавать вопросы?
– Все же – какая-то конкретная страна? – спросил Мазур.
– Ньянгатала. Вы ведь там работали. Правда, тогда ее еще не переименовали, но какая разница...
– Было дело, – сказал Мазур. – Работал.
Кто бы подумал, что все пережитое уместится в это одно-единственное безобидное словечко... Он не любил вспоминать прошлого, наоборот, старался забывать начисто все или почти все – но тут уж поневоле ноздри залепил тухлый чад пороховой гари, смешанный с дымом пожарищ, и в болоте вновь с глухим чавканьем рвались мины, вздымая фонтаны грязной жижи, и ревущая толпа перла на него по широченной улице, и по сухой равнине, пыля, неудержимо катилась колонна юаровской бронетехники, и белоснежная плотина вот-вот должна была обрушиться, давая путь рукотворному потопу...
– Вообще-то, это было двадцать лет назад, – сказал Мазур, чувствуя, как лицо стягивается в жесткую маску.
– Это не имеет большого значения. Вы следите за тамошней ситуацией?
– С чего бы вдруг? – горько усмехнулся Мазур. – В нашей профессии ностальгия категорически противопоказана. Наоборот, ценится умение забывать. Краем уха что-то слышал... Что там сейчас, собственно?
– Президент – фельдмаршал и Отец Нации. Пережил шесть покушений и три попытки переворота, пока держится, ухитряясь кое-как сохранять равновесие меж кланами. В джунглях – парочка финансируемых из-за границы национальных фронтов, а также «дикие» партизаны, тамошние махновцы. Межэтнические конфликты, два очага сепаратизма – серьезных, я имею в виду, мелкие прожектеры не в счет...
– Тьфу ты, – сказал Мазур, не удержавшись от улыбки, – по сути, ничего нового. Двадцать лет назад там творилось примерно то же самое, только очаг серьезного сепаратизма был один, а национальных фронтов по джунглям бегало целых четыре... – Он посерьезнел. – А еще там – алмазные копи, нефть и рудники, которые за двадцать лет никуда не делись и не особенно обеднели...
– Вот это и есть с у т ь, – сказал Михаил Петрович. – Не будь там алмазов, нефти и рудников, национальные фронты состояли бы из кучки вооруженных музейными мушкетами придурков, а сепаратисты были бы представлены парочкой полуграмотных сельских учителей и полудюжиной алкоголиков-колдунов... Но там до сих пор е с т ь вся эта благодать, а значит, ничего принципиально не изменилось, разве что кто-то из очередных президентов переименовал и страну, и столицу – в Африке это обожают не меньше, чем в СССР, сами прекрасно знаете...
53 
