Лёгкий, ненавязчивый романчик 
56 
Парнишка чуть улыбнулся.
– Можно и так сказать. Ждите.
Он слегка поклонился, отвернулся и был таков. Трое бродяг остались одни.
– Ай, ем-заем-переем, Дэвлалэ, Дэвлалэ, ай-на-нэ!
Выкрик заставил их обернуться, схватиться за оружие.
И странно, что никто из них не выстрелил. Видимо, нервы еще не пошли окончательно вразнос от всех перипетий и переживаний, еще держались в упряжке воли.
А повод открыть огонь имелся еще какой! То, что поднималось из травы возле забора, легко могло вызвать неподконтрольные делания – и среди прочих желание немедленно палить.
Когда они проезжали мимо забора, Карташ разглядел в траве нечто продолговатое и коричневое, но принял сей предмет за поваленное дерево. И уж никак не мог подумать, что это может оказаться живым... Живым человеком.
Впрочем, если б не человечья речь, то и по сей момент нельзя было бы утверждать наверняка, что перед ними человек.
Существо таращилось на них сквозь спутанные космы цвета здешней грязи, спадающие на лицо и почти полностью его скрывающие. Таращилось и глухо ворчало.
Невысокое, кажущееся еще ниже из-за сильной сутулости, тело прикрывает невообразимое рубище коричневого цвета – скорее всего, бывшее некогда банным халатом. На груди, на белой капроновой нити – связка из отколотой ручки от чашки, пластмассового колечка, каких-то разноцветных лоскутков... Пол этого существа одним наружным осмотром определить было весьма затруднительно, равно как и возраст. Тот визг, что они услышали, мог издать как мужчина, так и женщина. А, собственно, какая разница?
Существо таращилось на них, они – на существо. Никто ничего не предпринимал... да и что в подобной ситуации обычно предпринимают, кто ответит?
– Тьфу, напасть! – сплюнул Гриневский и забросил автомат на плечо. – Псих, юродивый, местный дурачок!
– Ну да, блаженный, – согласился Карташ, но автомат пока не опускал. Мало ли что у этого «крейзи джипси» припрятано в рубище и что выкинет в следующую минуту неспокойный ум – а вместе с ним и беспокойные руки. – А чего удивляться, в каждой уважающей себе деревне должен быть сельский сумасшедший...
Существо вновь заговорило. И довольно внятно:
– Там, где нет людей, появляются звери. Звери лучше людей. Иногда я думаю, что не так уж и плохо для людей было бы вновь одичать. Звери не завистливы. Звери не убивают ради удовольствия. Звери не сжигают леса, в которых живут. Звери не мешают жить тем, кто не мешает им.
Блаженный говорил по-русски, без акцента, но как-то... деревянно, что ли.
И несильно раскачивался в такт словам, повесив руки по бокам, как плети.
Этот его монолог прозвучал настолько здраво по отношению к облику существа и его предыдущей бессвязице, что подействовал на людей посильнее давешнего выкрика и появления этого чучела из травы. Настолько подействовал, что Карташ решился заговорить с незнакомцем.
– Эй! – окликнул Алексей. – Тебя как зовут?
– Гурд, – ответило существо.
– Гурд, а ты...
Но закончить вопрос у Карташа не получилось. Гурд резко повернулся к забору, вскинул руки, выгнулся и... И принялся точить когти о доски. Вернее, именно так это выглядело: что уж он там точил – или не точил, а только изображал – вглядываться и выяснять напрочь не тянуло. В любом случае, зрелище было преотвратное. Маша отвернулась, да и Карташу пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить рвотный спазм.
Человек в лохмотьях недолго предавался игре в кота. Покончив с заточкой, он повернулся к людям спиной и побрел прочь. Потом вдруг встал на четвереньки, прошелся таким макаром метров пять, вновь вскочил на ноги, оглянулся, громко прокричал что-то-совсем уж невнятное, после чего расхохотался и бросился наутек.
– Да, ексель-моксель... – Гриневский тряхнул головой. – И много здесь, интересно... таких?
– Один, – сказали сзади. – Это сын дедушки нашего баро. Он слаб разумом, но крепок телом и душой. Кто же осмелится прогнать родную кровь из табора? Все равно что отрезать самому себе руку...
Они обернулись. На пороге домика из красного кирпича стоял невысокий плотный гражданин в свитере с высоким горлом, чем-то неуловимо напоминающий старину Хэма на известной фотографии, с окладистой бородкой и в небольших очочках в тонкой золотой оправе. Стоял и печально смотрел на гостей табора.
– Отчего же он на улице, да еще и голый? Не май месяц, – несмело сказала Маша. Бородач пожал плечами.
– Каждый выбирает себе жизнь по вкусу. Гурду больше нравится жить на воле, а не в доме... Настоящий цыган. Я – дядя Сергей, замещаю шэро баро Басалая, пока тот... в отъезде.
56 
