36 
— Ну не знаю, только, если бы я была на твоем месте...
— Но ты не на моем месте, — зло ответил он. — Ты провела счастливое детство с любящими родителями, у тебя удачно сложилась карьера, ты знаешь о себе все, кто ты и что ты.
Надо ли ему рассказывать, что она приемная дочь, что у нее никогда не было потребности отыскать своих настоящих родителей, потому что люди, которые ее удочерили, дали ей защиту и уверенность в себе?
Но он явно не готов выслушать ее откровения, ему важно узнать о себе, а судьба других его сейчас совсем не интересует.
— Тебе не кажется, Джонатан, что ты судишь обо всем превратно?
Он холодно взглянул на нее:
— Ты о чем?
Она вздохнула:
— Мне кажется... Мне кажется, — повторила она, — что в жизни самое главное — кто ты сам и чего достиг, а не то, кем были родители. Я очень сомневаюсь, что ты рассчитываешь сделать карьеру за счет славы своей матери.
— Конечно, нет! — возмутился он. Тори кивнула.
— И ты наверняка не собираешься стать неудачником лишь потому, что твоим отцом был Джон Берн.
Сжав губы, Джонатан несколько секунд безмолвно смотрел на нее колючим взглядом.
— Это что, эксперименты в области психологии? — насмешливо пробормотал он.
— Да, если хочешь.
— Не хочу, — грубо возразил он.
Похоже, до этого человека ей не достучаться.
— Скажи мне, Джонатан, — тихо начала она. — Как воспринимает эту историю Малкольм?
Он вздрогнул:
— Малкольм? Не думаю, что он...
— Конечно, ты не думаешь, — согласилась она. — Но ты же сказал, что он обращался с тобой как с сыном, любил тебя, гордился тобой. Он доверил тебе семейный бизнес, — заметила она. — Неужели ты думаешь, что твое поведение никак на него не подействовало?
На лице Джонатана она, к своему удивлению, увидела смущение.
Она вполне могла представить, что чувствовал Малкольм Макгвайр в течение двух лет душевных метаний Джонатана.
— Мои чувства к Гидеону как к брату и Джону Берну как к отцу никак не влияют на любовь и уважение, которые я чувствую к Малкольму, — наконец сухо проговорил Джонатан.
— Он об этом знает?
— Ты...
— Ну конечно, ты же здесь, а не там, — решительно продолжала она, не сомневаясь, что после этих слов Джонатан еще больше возненавидит ее. — И Малкольм сам занимается своим бизнесом?
— Как и все, я имею право на отпуск.
Она согласно кивнула:
— Обычно, чтобы в семье не беспокоились, люди предупреждают о своем отъезде.
— Тори, мне тридцать три года, а не три. Давно прошло время, когда я докладывал родителям, куда хожу.
Она тряхнула головой:
— Мне двадцать четыре, но я не считаю, что родители не имеют права беспокоиться обо мне.
— Значит, я неисправимый эгоист, — насмешливо сказал Джонатан.
— Выходит, да.
Он гордо выпрямился во весь свой огромный рост.
— Кажется, я не спрашивал твоего мнения, — произнес он с надменной улыбкой.
Тори резко вдохнула. Да, не спрашивал, и она очень бы хотела, чтобы кто-нибудь другой сказал ему это.
— Я просто пыталась поставить себя на место твоих родителей.
— И как, удалось?
Будто его это интересует!
— Ты должен быть благодарен за то, что ты имеешь, Джонатан. У тебя есть любящие сестра и брат, очаровательная племянница. У тебя есть мать, которая тебя любит, отчим — достойный и уважаемый человек, насколько я понимаю, хотя никогда не встречалась с ним.
— Конечно, я люблю Малкольма. — Голос у него слегка охрип от волнения.
— Так постарайся же понять, что он чувствовал все это время, все эти два года, — произнесла Тори. — Я понимаю, тебе было трудно, когда Мэдисон вышла замуж за Гидеона, но насколько тяжелее было Малкольму! Ведь он внезапно стал никому не нужен!
Джонатан помрачнел — вероятно, он никогда не рассматривал ситуацию с этой стороны. Тори не сомневалась: если Джонатан понял свою вину, он задумается и непременно помирится с семьей.
— Мне нужно идти, Джонатан, — решительно сказала она, — родители будут волноваться. Я сказала маме, что скоро вернусь.
Насмешливо скривив рот, он проводил ее до порога:
— Ты не хочешь, чтобы они волновались?
— Именно так. — Она повернулась и улыбнулась ему. — Я искренне надеюсь, Джонатан, что ты примешь правильное решение.
Даже если это решение заставит его уехать далеко от нее, в Америку. Даже если она никогда его больше не увидит!
36 
