очень нудно 
38 
В магазинах не было ничего – разве что на тех полках, что были отведены под «макулатуру» и придуманный каким-то гениальным шизофреником «книгообмен». Зато у «спецов» было все. Вполне возможно, что хваленые агентурные сети КГБ и ЦРУ даже уступали в размахе этой опутавшей весь Союз нерушимый паутине, где в причудливом симбиозе трудились удачливые спекулянты, сами в жизни не открывшие ни единой книжки, оборотистые директрисы книжных магазинов, перешедшие на отхожий промысел интеллигенты, начинающие литераторы, начитанные студенты и прочий народец самых неожиданных профессий. Тиражи покидали типографии, но до прилавков так и не доходили, попадая к покупателю по ценам, ничего общего не имевшим с государственными.
Впрочем, неверно было бы считать тружеников книжного рынка примитивными перекупщиками, был еще и самиздат. Не имевший ничего общего с диссидентским, но превосходивший его по масштабам раз во сто…
Мало кто знает до сих пор, что некогда в СССР оперативнейше переводилось и самоляпно издавалось все мало-мальски заметное, что только было сотворено мэтрами зарубежной фантастики и детектива. Переводы, правда, были топорнейшие, «книги» отпечатаны на пишущих машинках под копирку – но снабжены твердыми переплетами, иногда даже с тиснением. Знающий человек мог обзавестись многотомными собраниями сочинений любимых авторов, если только был осведомлен, куда нужно идти в Москве, куда – в Минске или Свердловске.
Конечно, милиция бдила. Конечно, кто-то регулярно попадал в неприятности, вплоть до отсидки. Однако индустрию в целом это поколебать не могло. Чересчур мощная и всеохватывающая была зараза.
А потом перестройка набрала обороты. И оказалось вдруг, что – дела немыслимые! – легальным издателем может стать любой, у кого в голове достаточно мозгов, а в кармане отыщется сумма, эквивалентная всего-то годовому заработку среднего инженера. Всемогущая КПСС отчего-то практически без боя отдала книжный рынок шустрому частнику, пресловутая цензура словно бы растаяла. Тогда, в восемьдесят восьмом, это казалось диким, необъяснимым, но теперь все стало понятно: номенклатура увлеченно готовилась поменять вывеску, перекраситься в авангард демократов – и все ее интересы вертелись главным образом вокруг заводов-газет-пароходов. Номенклатурщики попросту забыли за семьдесят лет, что книгоиздание может стать выгодным делом, а потому махнули на него рукой.
Поскольку природа не терпит пустот, в образовавшуюся брешь тут же ринулись оборотистые мальчики – в том числе и Вадим с Эмилем, который тогда еще был не Эмилем, а Григорием. Идея была проста: нужно понять, что необходимо народу, за что он в первую очередь готов выложить кровные.
Оказалось, народ в массе своей жаждет не столько трудов академика Сахарова и корявых мемуаров бывших узников ГУЛАГа, а вульгарного секса, каковой, оказалось, в Советском Союзе все же есть. Голод доходил до того, что в Шантарске платили пятерку за к с е р о к оп и ю «Космической проститутки».
Золотые были времена. Во всех смыслах. В России, правда, еще правило бал пуританство, но на окраинах дышалось немного свободнее. А потому Вадим с Эмилем через общих знакомых довольно быстро отыскали в древнем городе Минске подтощалого кандидата химических наук со смешной фамилией Подыпа, который давно уже на досуге клепал для души эротические фантазии.
Подыпе, конечно, далеко было до Генри Миллера и Набокова, кандидат-химик работал в простом и суровом стиле, чем-то напоминавшем первые советские «Москвичи»: «Он повалил девушку на пол, разорвал блузку, обнажив высокие груди, раздвинул стройные ножки и решительно ввел член. Девушка стонала и охала». Не шедевр конечно, однако неизбалованный качественной эротикой советский читатель расхватывал и творения Подыпы, напечатанные на скверной газетной бумаге, прошитые скрепками, в мягких обложках с убогими рисунками, а то и вовсе без оных.
Дело пошло. Малость отъевшийся на хороших гонорарах Подыпа работал, как пулемет, выбрасывая устрашающее количество двадцатистраничных шедевров. Главное, груди непременно были высокими, ножки – стройными, обнаженное тело всегда белело, девушки всегда стонали и охали, а член, легко догадаться, не знал устатку. Параллельно приятель Подыпы, малость овладевший английским, переводил для Вадима с Эмилем детективы – по три в неделю. Переводы были столь же ужасными: «Он сунул свою руку в свой карман, достал пистолет, вывинтил цилиндр и высыпал пули». Классики вроде Чандлера и Макдональда, должно быть, ворочались в гробах: по страницам русских переводов их романов разгуливало такое количество «полицейских офицеров», какого, должно быть, не сыщется во всех Соединенных Штатах (в английском оригинале «роlice оfficer», о чем халтурщики и не подозревают, означает не офицера, а как раз рядового полисмена), а простые американские парни, храбрые копы, под борзым пером русского толмача изъяснялись примерно так: «Боб, продолжай сидеть в машине, а я обогну строение с задней стороны, чтобы сделать мерзавцу невозможным факт бегства в неизвестном направлении».
38 
