очень нудно 
56 
Вдохновенно пишет Кутяков:
«Дорогой тов. Сталин!
Не моего ума дело, но эта мысль меня беспокоит много времени. Я считаю, что белогвардейцев, живущих заграницей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешите им жить в Дальне-Восточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1) Дезорганизуем все белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т. е. возвратиться в Россию. 2) Оставим всех генералов и вождей без солдат. 3) Заселим Дальне-Восточный край. 4) Заставим – да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами. 5) Нам легче и дешевле обойдется их перевоспитать в советском и колхозном духе – в Сибири, чем во время войны драться с ними.
В общем, если бы нам удалось молодых здоровых 100 тысяч перетянуть в Сибирь, этим самым мы окончательно убили бы всякое желание остальных мечтать с оружием в руках завоевывать себе Родину, т. к. без оружия мы даем им право честно трудиться и жить в Сов. России.
Кроме того, японцам это было бы неприятно.
Конечно, тогда нужно организовать в Сибири сильное Г.П.У.
Хорошо было бы это провести XVII съездом партии.
Тов. Сталин, Вы любимый и мудрый вождь нашей партии. Может быть я написал глупость. Прости, что беспокою».
Ответ Сталина:
«И все же я не согласен с Вами, что „белогвардейцев, живущих за границей, нужно все же амнистировать“. Единой и сплошной белогвардейско-эмигрантской массы нет в природе. Милюков, Струве, Керенский, Дан, Гучков, Рябушинский и тому подобное – тоже белогвардейцы. Вы, кончено, согласны, что их не стоит амнистировать. Генералов, вождей всяких и руководящих людей из офицеров, как правильно говорите, тоже, конечно, не следует амнистировать. Не стоит также амнистировать белогвардейцев, несущих службу в полиции, охранки, контрразведки, диверсии и шпионажа у японцев в Маньчжурии, у поляков и финнов на нашей западной границе. Это – люди отпетые. Есть еще одна группа эмигрантов – русские специалисты, инженеры, техники (по промышленности), уже устроившиеся на службе в Германии, во Франции, в Америке, в Балканских государствах. Мы их приглашали в СССР. Но они не хотят возвращаться к нам и не интересуются вопросом об амнистии. Эти люди, видимо, потеряли чувство Родины.
Вот Вам картина.
Остается рядовая и средняя масса эмигрантов, боровшаяся в свое время против нас в армиях Деникина, Врангеля, Краснова, а ныне работой добывающая себе кусок хлеба во Франции – в городах, в Балканских странах и Бразилии – на полях. Часть этих людей (не все!) не прочь бы, пожалуй, вернуться в СССР. Но они уже не вояки, они воевать не хотят, и если вернутся в СССР, то не для того, чтобы проливать кровь на Дальнем Востоке. Конечно, все бывает на свете, и вполне возможно, что часть из этой группы охотно поедет на Дальвост. Я знаю, например, что в Синьцзяне имеется 2000 белогвардейцев, которые ведут себя не плохо и которых мы, вполне возможно, амнистируем не в далеком будущем – все равно – согласятся они пойти на Дальвост или нет. Но такие вещи надо делать не через трибуну XVII съезда партии, в порядке амнифестации, а без шума, в порядке тщательного отбора и кропотливой работы по проверке людей. Предлагаемая Вами манифестация (XVII съезд партии и пр.) нецелесообразна и опасна. Во-первых, овчинка не стоит выделки (соберем 5–10 тысяч людей, а это – мелочь). Во-вторых, такая манифестация может быть понята, как призыв Соввласти к белым придти на помощь, т. е. проявление слабости, что нежелательно для нас. В-третьих, могут подумать, что мы твердо решили воевать с японцами и открыто собираем для этого армию, несмотря ни на что, несмотря на то, что не исчерпаны еще все средства мирного разрешения конфликта, несмотря на то, что японцы, быть может, пошли бы под конец на уступки. Выходит, что мы выглядели бы, как зачинщики войны – не японцы, а мы! Понятно, что нельзя нам лезть в эту штуку, которая, как видите, очень похожа на ловушку…»
Читателю предоставляется самому оценить уровень интеллекта двух дискутирующих сторон.
Я лишь добавлю от себя, что Кутяков не унялся. Ему определенно хотелось быть не просто военным, а мыслителем. С идеей амнистии белогвардейцев он еще несколько лет носился, как дурень с писаной торбой, выдвигая столь же авантюрные прожекты, сочинял брошюрки касаемо советско-польской войны. Его «теоретические» поползновения встречали без всякого энтузиазма – да вдобавок прежестоко обидели, не назначив командующим тем округом, который он желал возглавлять. И рассердился товарищ Кутяков, видный мыслитель, и пошел к Тухачевскому в известное предприятие. Ну, шлепнули…
56 
