16 
— Мне показалось, что вы уже ели, — говорила она, идя с Вульфом к стоянке такси.
Вульф назвал водителю адрес и присоединился к Син на заднем сиденье.
— С чего вы взяли? — Его недоумение было искренним. — Ах, это!.. — рассмеялся он, поняв наконец, что ввело ее в заблуждение. — Но это не следы трапезы, — он показал на пятна на своей рубашке. — Конечно, надо было переодеться, но я так заработался, что в половине восьмого только вспомнил о свидании, то есть... Кажется, я не слишком удачно выразился? — Он досадливо поморщился, заметив, как вскинула она брови.
Теперь засмеялась Син, легким и теплым смехом.
— Пожалуй, не слишком лестное признание. — Она с мягкой укоризной покачала головой.
Вульф взял ее руки в свои ладони.
— Когда вы узнаете меня поближе, вы поймете, что я вообще не умею льстить. — Он был очень серьезен. — Вы не возражаете, если мы заедем ко мне на квартиру? Мне действительно следует переодеться к ужину!
Син была готова ехать с ним куда угодно! Тело ее фантастическим образом откликалось на близость Вульфа: простое касание рук поднимало в ней одну жаркую волну за другой, а внезапно темнеющие глаза спутника не оставляли сомнений, что и он испытывает то же самое...
Бесшумный лифт поднял их в просторную квартиру, которая находилась, как она и ожидала, в одном из престижных лондонских районов. Как только Син вошла, то сразу почувствовала, что эта квартира не его. Да, он жил здесь, но она ему не соответствовала: ему не могло нравиться это сочетание желтого с черным, он сам ни за что не выбрал бы эту мебель, обитую коричневой кожей, — все вокруг было так не похоже на Вульфа! Син не могла объяснить, откуда такая уверенность, но знала, что не ошибается: возможно, она плохо знает Вульфа, зато слишком хорошо его чувствует!
— Барбара считает, что мой дом должен выглядеть только так, — угадал ее мысли Вульф.
Опять Барбара! И опять у Син защемило сердце...
— Я оставлю вас на несколько минут. — Вульф и не подозревал, что с ней происходит. — Вы пока плесните себе чего-нибудь, а хотите, посмотрите книги, — Вульф неопределенно взмахнул рукой — в сторону то ли бара, то ли книжных полок — и вышел из комнаты, на ходу расстегивая рубашку.
Син огляделась. Напитки ее не интересовали: она практически не пила — уж во всяком случае, на пустой желудок. Она решила взглянуть на книги. Вкусы Вульфа были весьма причудливы, на полках было все: и поэтические сборники, и автобиографические издания, и исторические хроники, во множестве — искусствоведческие труды, что-то из классики и беллетристика...
«Несколько минут» Вульфа затянулись.
— Вульф! — позвала она, но, не получив ответа, попробовала громче: — Вульф!
Безрезультатно.
Она почувствовала себя неуютно в одиночестве, еще более неуютно — от мысли, что ей, очевидно, придется заглянуть в его спальню, но иного выхода не было: а вдруг с ним что-то случилось?! Ведь не может он так долго переодеваться.
Какой сюрприз ее ждал!
Спальня была пуста, никого не было и в соседней ванной комнате, зато была приоткрыта дверь еще в одну комнату, смежную со спальней. В нее и вошла Син. Вошла тихо, осторожно и... замерла на пороге самой настоящей изостудии, где практически не было свободного пространства, так как повсюду были картины — законченные работы и наброски. Картины великолепные, это было ясно даже ее неискушенному взору. И все они — плод кисти Вульфа... Вульф Торнтон — художник! — сидел спиной к двери и что-то сосредоточенно дорисовывал на почти завершенном холсте. Син пригляделась и увидела, что на мольберте закреплен женский портрет. Женщина полулежала на серых скалах, и к ней льнуло свинцовое море, стремясь затянуть ее в свои глубины. Ветер вздымал серебристую волну волос, бледно-голубое платье облепило тело, открывая плавные изгибы миниатюрной фигурки. Лицо показалось Син смутно знакомым — фарфоровая кожа осязаемо нежна, тревожная глубина фиалковых глаз спорит с морской глубью... Господи, да ведь это она сама!..
Должно быть, потрясенная своим открытием, она слишком громко вскрикнула, потому что Вульф резко обернулся на этот вскрик и какое-то время смотрел на Син, не видя ее, весь еще во власти прерванного занятия. Но вот он очнулся и сокрушенно воскликнул:
— Бог мой, я снова увлекся!
Он вскочил на ноги, торопливо вытирая руки о так и не снятую рубашку. Вот, значит, откуда эти цветные разводы, и вот она — причина его опоздания! До того как отправиться на встречу с ней, он тоже рисовал. Рисовал ее...
16 
