16 
А вечеров прошло уже ни много, ни мало – тридцать восемь. Каждый день в зоне словно зарубка на прикладе винтовки снайпера – память о еще одной человеческой жизни, разменянной на горячий свинец. И пока я не приблизился к начальной фазе операции ни на йоту.
– …Ох, и бабец был! – Жорик, сидя на соседней шконке, пускал слюни, вспоминая свои былые амурные приключения. – Жошка – во! – Он показал руками нечто похожее на винную бочку. – Йохерный бабай, что было, век свободы не видать…
– Эт точно… – Я ехидно осклабился. – Свободы ты и впрямь не увидишь еще лет десять.
– Ты! – неожиданно взвился как ужаленный размечтавшийся было Жорик. – Да я те сейчас… – вскипятился он не на шутку; но тут же и остыл. – Ты че в душу плюешь?
– Ну, извини… – я, посмеиваясь, потянулся до хруста в костях. – Вот так всегда…
– Что – всегда?
– Скажешь человеку правду в глаза – и сразу врагом становишься.
– А на хрен мне такая правда! Ты лучше свой срок считай. Лампасник[14] коцаный…
С виду я благодушествовал. Ваньку валял. А в душе были Содом с Гоморрой. Это если по-научному. А по-простому – дерьмокипение.
Зачем было цеплять без нужды Жорика? Он притворялся, как и я. Только я знал это, а Жорик мог только догадываться.
В досье, которое я вызубрил наизусть, он занимал отнюдь не последнее место среди ближайшего окружения Мухи. Так же как и в воровской иерархии зоны.
Интересно, с чего бы ему изображать передо мной мелкого пакостника, имеющего не одну ходку, но тем не менее так и оставшегося на положении шестерки?
Бди, Волкодав, бди… Иногда в нашей профессии ничегонеделанье гораздо лучше лихорадочной суеты. Бди и жди…
Как оказалось, мои жданки уже закончились. И именно этим, таким похожим на другие, вечером.
Все началось с того, что, отваливая в свой угол, Жорик подмигнул жующему Мухе – тот, как всегда, жрал сырокопченую колбасу, черную икру, белый хлеб и запивал дорогим виски. Похоже, что и новому начальству было слабо что-либо изменить в устоявшихся традициях зоны, построенной еще в сталинские времена.
Я, конечно, уловил мимолетный контакт Жорика и Мухи, но не придал ему никакого значения. А зря.
Слон подошел ко мне, как обычно, напыженный от мнимой значительности своей глыбастой фигуры. Слон – это такая скотинка под два метра ростом – почти с меня, – но весом с бульдозер.
От его дебильной рожи за версту несло недоделанностью: всегда слезящиеся поросячьи глазки, угристый нос бульбой, будто поеденные молью редкие волосы неопределенного цвета и густо испещренные вечными подростковыми прыщами щеки, хотя ему уже стукнуло двадцать четыре годочка.
Он верховодил "отморозками", а "вышку" не получил только потому, что косил под дурика. Комиссия и поверила, и не поверила в его шизанутость – мнения разделились, – но в зону всетаки воткнули: оставлять на свободе такого монстра не решились даже наши насквозь продажные и трусливые законникигуманисты. В том, что он запросто сбежит из психбольницы, не сомневался никто из имевших счастье лицезреть эту ублюдочную тварь.
– Гы… – Он смотрел на меня без выражения, будто на пустое место. – Гы…
– Тебе чего, дружище? – спросил я мирно, во избежание нежелательного конфликта.
Конечно, я уже знал, что Слон всеми правдами и неправдами пытается подлезть под крылышко "деловых", чтобы в будущем короноваться на вора в законе. В отличие от прежних, забубенных времен почетное воровское звание теперь мог получить любой мордоворот с пудовыми кулачищами, а еще лучше с полной мошной: всеобщая продажность, как раковая опухоль, поразила не только страну, но и ее специфические образования.
Но до сих пор Муха, пахан зоны, не жаловал ни Слона, ни его корешей, как те ни пытались шестерить. И до сегодняшнего дня Слон сидел тихо, лишь изредка вымещая свою тупую злобу на мужиках.
– Ты это, того… – Он запнулся, выискивая в своей квадратной башке нужные слова. – Че на разводе меня толкнул?
Вот тебе новость! Слон наконец добрался и до меня, чтобы почесать кулаки. Что он нарывается, было и дураку ясно – в бараке стало тихо как в гробу. Понятное дело, все ждали очередного развлечения.
До этого вечера никто даже не делал попыток испытать мои возможности – все знали, что я бывший афганец, диверсант-спецназовец, а потому охочих проверить мою армейскую выучку не находилось.
Ко всему прочему, Бог меня не обидел ни ростом, ни физическими данными, что сомневающиеся могли подсмотреть в бане. Так с каких это делов Слон сорвался с цепи?
16 
