очень нудно 
97 
Итак, мы с Акулой оказались в западне. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кто нужен топтунам. Ясное дело – мистер Волкодав.
Хотя, скорее всего, ни меня лично, ни моей клички они не знали: наученный горьким опытом предыдущих заданий, я на этот раз потребовал от Кончака смены своих установочных данных. И теперь по легенде, предназначенной для толстозадых лампасников и их продажных адъютантов, в Греции с Мухой работал некий капитан спецназа Кудряшов по кличке Кот – это чтобы и намека не было на мой профессиональный уровень и физические кондиции.
А я, выполнив свою часть задания – вытащив Муху из зоны, – отправился выполнять другое куда-то в Штаты.
Конечно, проследить, куда девался майор Левада, не составляло особого труда для нашего начальства, в особенности тем, кто болел за благополучный исход операции "Брут" всей душой – понятно, по каким причинам.
Но чтобы знать конкретику, требовалось влезть в мозги Кончака (для начала), а после в главный компьютер ГРУ, где под спецшифрами значились "борзые", "волкодавы", "торпеды" и прочие профессионалы военной разведки, в отличие от "тихушников", большую часть которых заносили в компьютерную память лишь после выхода на пенсию. И то не всегда.
Так что я был совершенно спокоен на предмет опознания моей светлой личности; ко всему прочему я шарил под задрипанного моряка, коих немало слонялось по столичным дешевым кабакам, – трехдневная щетина на физиономии, пиратская повязка из черной в красную крапинку материи на лбу, добротная, но видавшая виды одежда и тяжелые американские ботинки на "солдатской" подошве.
Таких скитальцев морей, приехавших из Пирея, чтобы после очередного рейса оттянуться на всю катушку, в Афинах было пруд пруди.
Глядя на топтунов, я всеми фибрами души ощущал нарастающее напряжение, готовое в любой миг разрядиться грозой среди постепенно наполнявших таверну любителей опрокинуть за компанию стаканчикдругой.
Эти двое, поначалу само спокойствие и миролюбие, теперь нетерпеливо ерзали на жестких скамейках, будто им вставили шило в одно место, и буквально пожирали глазами любого, кто появлялся на пороге забегаловки.
Я их понимал – время шло, а желанного контакта "объекта" с "клиентом" не было. В разведке такая тянучка могла означать лишь одно – что-то не связалось. Или засветилась наружка, или агент перестраховался, изменив время и место встречи.
Если так, значит, агент имел на это веские причины, или контакт уже состоялся, а они проморгали, или "клиент" вычислил хвост в самой таверне и теперь посмеивается в бокал с вином, или…
В общем, еще добрый десяток "или". И теперь бедняги топтуны страдали, пытаясь угадать, кто из полупьяной кабацкой братии агент. Если, конечно, он вообще здесь был: и такая мысль имела место в их всполошенных мозгах.
Акула страдал. Иногда мы встречались взглядами – на долю секунды, не более, – и тогда в глазах моего связника мелькало что-то жалкое, безысходное, как у пса, уже понявшего, что хозяин ведет его на живодерню.
Надоело! Хватит изображать из себя сонных шелкопрядов в июльскую ночь! Держись, Акула, есть идея.
Ну, с Богом, помолясь…
Встав из-за стола, я направился к стойке, где торчал греческий "казак Тарас Бульба". Посетителей прибавилось, и теперь ему помогали две женщины, похоже, родня – дочери или племянницы.
Я шел пошатываясь и натыкаясь на стулья – как передвигались по таверне большинство засидевшихся завсегдатаев. Топтуны проводили меня цепкими взглядами, но подозрений я не вызвал, и они вновь стали ревизовать входящих и других, кто мало-мальски подходил под мировой стандарт тайного агента: неприметная внешность, великолепные физические кондиции – тигриный шаг, раскованность движений, набитые во время тренировок по боевым искусствам костяшки рук, – продуманность в деталях одежды (чтобы слиться с толпой)…
Конечно, все это чушь собачья, банальность, избитый штамп, въевшийся в мозги не только обывателей, любителей детективов, но и профессионалов, живучий, словно мифическая Гидра; мне и самому случалось таким же макаром определять потенциальных противников – от безысходности.
Естественно, я никак не подходил под штампованный образ рыцаря плаща и кинжала – почти двухметровый рост, морда ящиком, руки крюки, как у портового грузчика, наглая ухмылка до ушей на небритой роже и пьяная шаркающая походка.
В ощем, видик у меня был еще тот. Ржавый гвоздь в белой стене. Сукин сын, фармазон, дебошир и гуляка.
97 
