очень нудно 
47 
Именно шестой меня и ранил.
– А ты говоришь, непрофессионалы.
– Если бы не девочка, я думаю, все обошлось бы без моей крови. Кстати, как она?
– Да с ней все в порядке. Ее, наверное, уже накормили, вымыли и уложили спать. Она называет тебя дядей Федором и говорит, что все было как в кино.
– Не совсем как в кино. Но, наверное, похоже. Ей виднее.
Глеб допил свой коньяк и взялся за кофе. Соловьев сидел, понуро опустив голову. Глеб ждал, что же скажет его друг. Но тот упорно продолжал молчать.
– Серега, мне не нравится выражение твоего лица. Ты чем-то озабочен?
– Нет, все в порядке. Просто я очень устал.
– Ну, устать и я устал.
– Если все будет хорошо, ты можешь снова уехать куда-нибудь отдыхать. Но необходимо, чтобы несколько дней ты побыл в городе, и чтобы я мог тебя найти.
– Ты думаешь, Мартынов предпримет какие-то действия против Бортеневского?
– Я в этом просто уверен. Тем более, он не настолько глуп, чтобы не понять, что девочку спасала не милиция, а профессионалы, нанятые банкиром. И тем более, что он не простит убийства своего младшего брата.
– Ты, как всегда, рассуждаешь логично. Недаром ты считался хорошим аналитиком.
– Да ладно тебе, Глеб, шутить, – сказал полковник Соловьев, взял бутылку и наполнил свой стакан до половины, – давай еще немного выпьем, расслабимся.
– Я больше не буду. Я уже выпил до твоего прихода, плечо болело.
– Понятно-понятно. Может, тебе стоит показаться врачу?
– В этом нет необходимости. Рану я обработал и думаю, что вскоре она затянется. Кость не задета. Просто повреждена мышца сквозным ранением.
– Как ты считаешь, что подумает питерская милиция, когда увидит, что ты наворотил? – задал вопрос полковник Соловьев.
– А, пусть думают что хотят. Скорее всего они спишут все это на разборки между бандитскими группировками. Ведь Цыган, как я понял, торговал нефтью, скупал антиквариат и тому подобное.
– Было бы хорошо, если бы было так. А вот Мартынов, наверное, догадается.
Соловьев в два глотка допил коньяк, вытряхнул из пачки сигарету и жадно затянулся.
– Как хорошо, – прошептал он, – музыка, ты. Словно не было долгих лет, словно нам с тобой по двадцать… Только не хватает женщин, – ехидно продолжил Соловьев.
– Да, действительно, на первый взгляд ничего не изменилось. Только ты, Серега, стал другим, да и я, наверное, тоже.
Глеб взял чашечку с кофе и сделал маленький глоток.
– Как ты можешь пить такой крепкий кофе? – Соловьев откинулся на спинку кресла и снова затянулся.
– Мне нравится.
– Ты совсем себя не бережешь.
– Ну ты, Сергей, даешь… Сам посылаешь меня черт знает куда, и еще упрекаешь, что я себя не берегу, попивая крепкий кофе.
– Ладно, я пошутил.
– Больше так не шути, – Хорошо, не буду. Ты останешься ночевать здесь? – спросил полковник, не глядя в глаза Глебу.
Тот пожал плечами.
– Наверное, здесь. Уже довольно поздно. К себе домой ехать не хочу, больше, как ты понимаешь, мне ехать некуда.
– Так уж и некуда? – шутливо переспросил Соловьев.
– Вот представь себе, некуда.
– Тогда мне тебя жаль.
– Знаешь, Серега, мне тоже себя жаль. Мужчины молчали, из динамика плыла музыка.
– Как ты можешь слушать эти оперы? По-моему, ты их слушаешь уже в тысячный раз.
– Их можно слушать всю жизнь. Когда звучит Моцарт, не стыдно плакать.
– Но ты же не плачешь? А насколько я понимаю, это как раз Моцарт?
– Да, это Моцарт. И прекрасно, что я его слышу.
– Временами ты меня пугаешь, Глеб. Ты бываешь таким сентиментальным и непонятным, таким загадочным, словно находишься… в трансе.
– Это все музыка, Сергей, музыка. Она виновата.
– Знаешь, я бы еще посидел с тобой… – сказал полковник Соловьев, поднимаясь с кресла.
– Так что тебе мешает, сиди.
– У меня еще есть кое-какие дела, и я должен ими заняться.
– Ну что ж, тогда до встречи, – Глеб тоже поднялся со своего кресла.
Полковник Соловьев погасил сигарету в мраморной пепельнице, посмотрел на Глеба. В его взгляде было что-то странное, и от этого взгляда сердце Глеба сжалось так, словно на него было нацелено два ствола…
Дверь закрылась. Глеб стоял, прислушиваясь к шуму опускающегося лифта.
«Что-то не так. Но что? Что? Почему он так на меня посмотрел?»
Глеб сел в кресло, налил в стакан коньяк и взглянул на то место, где еще минуту назад сидел Соловьев. Глебу казалось, что Соловьев все еще перед ним, он видел его глаза, губы, его пальцы.
47 
