О прапорщике Дементьеве он вспоминал, уже поднимаясь по лестнице, широченной, пологой, с мраморными ступенями, по которым так много ходили, что в середине каждой образовалась выемка. Лестничный пролет здесь был такой ширины, что туда запросто можно было уронить трехстворчатый шкаф, и он ни разу не задел бы краев, пролетая с седьмого этажа на первый. Через огромные окна с частым переплетом на лестницу свободно проникал солнечный свет, заставляя благородно поблескивать витой чугун и полированное дерево перил. Здесь было светло, тихо и стерильно чисто. Не было даже обычных подъездных запахов: пыли, кошек, жареной картошки, щей. Если здесь чем-нибудь и пахло, так это большими деньгами, которые, несомненно, водились за высокими двустворчатыми дверями квартир.
Только дойдя до третьего этажа, Комбат заметил, что дом оборудован лифтом. На лестничные площадки выходили автоматические двери. Видимо, лифтовую шахту пристроили снаружи во дворе, чтобы не портить интерьер подъезда, втискивая в изысканно красивый лестничный пролет громыхающую проволочную конструкцию с тросами и постоянно бегающей взад-вперед кабиной внутри.
– Красиво жить не запретишь, – пробормотал он.
Поднявшись на четвертый этаж, Борис Рублев нашел квартиру Горохова и без колебаний позвонил в дверь. Он еще не знал, что будет говорить, но решил ничего не выдумывать заранее, положившись на вдохновение.
Дверной глазок на мгновение сделался темным, и довольно грубый мужской голос спросил сквозь дверь:
– Кто?
Голос Комбату не понравился.
– Конь в пальто! – громко сказал он. – Открывай, козел, я тебе покажу, как чужих жен трахать!
– Иди отсюда, придурок, – сказали из-за двери. – Нет здесь никаких чужих жен.
– Сам пошел на хер! – закричал Рублев и принялся что было мочи дубасить в дверь кулаком. – Верка, паскуда, выходи! Выходи, не то все говно из тебя выбью!
Открой, шалава! Все равно ведь поймаю, с четвертого этажа не выпрыгнешь!
– Слышь, козел, рули отсюда, я сказал, – произнес из-за двери голос, в котором смешались в равных пропорциях растущая тревога и раздражение. – Перестань орать, весь подъезд на уши поставишь. Нет тут твоей жены, ты дверью ошибся.
– Это ты, паскудина, дверью ошибся, когда твой папа с твоей мамой тебя за сараем делали! Открывай, падла, я тебя обратно в ту дверь загоню! Козел вонючий, членосос, пидор трехкопеечный!
Тяжелая дверь из полированного красного дерева содрогалась под мощными ударами его кулака, по подъезду перекатывалось гулкое эхо. Сквозь весь этот шум Комбат с трудом разобрал сварливый женский голос, прокричавший что-то из глубины квартиры, в которую он ломился.
– Сейчас, Анна Павловна, – ответил этому голосу тот, что разговаривал с Рублевым. – Сейчас уберу, не беспокойтесь. Алкаш какой-то дверью ошибся.
Рублев понял, что Горохова дома нет, а с ним разговаривает охранник.
– Сам ты алкаш! – давая полную волю голосу, истерично завопил Борис Иванович и принялся барабанить в дверь пяткой. Он чувствовал, что еще немного, и дверь, не выдержав, расколется вдоль. – Верка, сука рваная, выходи-и-и!!!
Теперь он уже выл, с интересом прислушиваясь к тому, как переливаются в глубоком каменном колодце лестничного марша тоскливые волчьи рулады. Такой атаки на психику не смог бы выдержать и святой, и через секунду за спиной у Рублева щелкнул отпираемый замок. Комбат живо развернулся к двери лицом и отступил на шаг.
Дверь резко распахнулась, и на площадку выскочил совершенно осатаневший охранник, выглядевший как персонаж старого американского фильма про полицейских: безупречные серые брюки, матово блестящие дорогие туфли, темный жилет, белоснежная рубашка с закатанными по локоть рукавами и расстегнутой верхней пуговкой, узкий галстук неброской расцветки и тяжелый револьвер в наплечной кобуре из хорошей кожи. Ко всему этому прилагались широченные плечи и свирепая физиономия окончательно выведенного из душевного равновесия громилы. В руке охранник держал милицейскую резиновую дубинку, и, судя по тому, как сжимались и разжимались его пальцы на рубчатой рукоятке, ему не терпелось пустить свое оружие в ход.
– Ну, козел, – негромко и зловеще сказал он, – щас я тебе рога обломаю.
– Вперед! – бодро скомандовал ему Борис Рублев. – Разрешаю.
Такая резкая смена тона удивила охранника, заставив его на секунду заколебаться, но бурлившая внутри ярость требовала выхода, и, чтобы не быть разорванным на куски этим страшным внутренним давлением, охранник разъяренным быком рванулся вперед, взмахнув дубинкой. Он даже не успел понять, что произошло: его, кажется, схватили за руку, он ощутил болезненный рывок, пол и потолок мелькнули размытой полусферой, стремительно меняясь местами, потом пол как-то сразу снова сделался плоским и со скоростью гоночного автомобиля прыгнул навстречу, со страшной силой ударив его в лицо. В последний момент Комбат немного повернул падающего головой вниз охранника в воздухе, чтобы тот не нырнул в лестничный пролет.