очень нудно 
113 
– Вроде Господа Бога, что ли? – спросил французов.
– Что-то вроде этого, – криво осклабился Стручок. – По крайней мере, твоя жизнь полностью в моих руках, так что не дрыгайся и быстренько переодевайся, публика уже почти вся собралась. Пошевеливайся, капитан, если жизнь дорога.
Французов вдруг распрямился как пружина, и Стручок, не успев даже сообразить, что происходит, обнаружил, что его держат за горло, причем очень твердой рукой.
– А вот мы сейчас посмотрим, какой ты Бог, – сказал капитан, немного усиливая нажим.
Хряк и обалдевший от неожиданности охранник, толкаясь в дверях, ворвались в камеру. Охранник лязгнул затвором автомата, но Французов быстро повернулся к ним лицом, держа перед собой Горохова, как щит, и сказал, глядя прямо в расширенные зрачки Стручка:
– Скажи своим козлам, чтобы не рыпались.
– Чтоб ты сдох, паскуда, – прохрипел Стручок.
– Раньше сдохнешь ты, – сказал Французов. – А прежде чем сдохнуть, еще успеешь увидеть свою глотку у меня на ладони. Редкостное зрелище. Ты будешь одним из немногих, кому это когда-либо удавалось.
Замерший в нерешительности Хряк прислушивался к этому диалогу, испытывая сильнейшее искушение отдать охраннику приказ стрелять в капитана прямо сквозь Стручка. Останавливали его только две вещи: во-первых, охранник мог не послушаться – его микроскопические мозги вряд ли могли переварить мысль о том, чтобы выстрелить в босса, а во-вторых, он подумал о деньгах, которые непременно пропали бы в случае невыхода Французова на ринг. Он тоже сделал ставку, и немаленькую, конечно же на Французова, выступавшего в роли темной лошадки. Ставки на капитана были невелики. Посещавшая "Олимпию" публика ходила сюда ради кровавых шоу, а чертов десантник даже не пытался ломать комедию, он просто бил, и его противник падал на спину, не успев сказать "мама". Иногда, видимо для разнообразия, Французов бил так, что противник вместо спины падал на живот, но ни один поединок с его участием не продлился более двух минут.
Это была простая, без украшений и завитушек, боевая мощь, и Хряк, который сам был не дурак подраться, откровенно побаивался своего подневольного подопечного.
Капитан без усилий вышел в финал, и только толстосумы, пришедшие сюда посмотреть, как ломаются кости и по всему рингу разлетаются кровавые сопли, могли не понимать, кто выиграет заключительную схватку. Собственно, Хряка и Стручка это вполне устраивало, надо было только держать в строгом секрете имя бойца, на которого они поставили свои деньги, но было одно "но": если Французов по какой-то причине не вышел бы на ринг, ему автоматически засчитывалось поражение, и тогда – прощайте, денежки! Конечно, здраво размышляя, Хряк теперь готов был выложить за смерть Стручка вдвое больше поставленной на Французова суммы, но, в конце концов, Стручок никуда не денется.
Немного позже его безвременную гибель можно будет организовать не торопясь, вдумчиво и аккуратно, а денежки, как известно, любят счет и на дороге, как правило, не валяются.
Поэтому Хряк демонстративно положил свой пистолет на пол и, оттолкнув в сторону охранника вместе с автоматом, шагнул вперед. Он еще не знал, что будет говорить, но что-то сказать было необходимо, и он открыл рот, надеясь, что кривая вывезет и слова придут сами собой.
– Юрик, – сказал он, – братуха, не горячись.
– Таракан запечный тебе братуха, – сказал Французов. Он был совершенно спокоен, и это не нравилось Хряку больше всего. Он уже видел это выражение на лице капитана, обычно оно предшествовало тому самому единственному удару, после которого на ринге появлялось бесчувственное тело.
– Не пори горячку, капитан, – быстро заговорил Хряк. – Ты же понимаешь, что живым мы тебя отсюда не выпустим, по крайней мере сейчас. А мертвый ты своей ба.., жене не поможешь. Я тебе клянусь, что никто из нас ее пальцем не трогал, она жива и здорова. Мамой клянусь, слышишь?
– Мамой он клянется, – презрительно сказал капитан. – Ты хоть помнишь, урод, как она выглядит, твоя мама? Ты же, наверное, не в курсе, жива она или померла давным-давно.
– Ты мою маму не трогай, – бледнея от злости, сказал Хряк. – Если хочешь знать, она со мной живет, и, если ты хоть слово еще про нее скажешь, я не посмотрю, что ты крутой, что ты фаворит и что Стручка за глотку держишь, – возьму автомат и покрошу в винегрет к едреной фене!
– Э, э, э, – прохрипел Стручок, – поаккуратнее! Я тебе покрошу!
113 
