очень нудно 
37 
Японец чуть заметно шевельнулся, захлопал глазами, и Кларисса поспешно спряталась. Разумеется, она ведет себя, как последняя дура, но нужно же что-то делать! Этот кошмар не может продолжаться вечно. Комиссара надо подтолкнуть в правильном направлении, иначе неизвестно, чем все это может закончиться. Несмотря на жару, она зябко повела плечами.
В облике и поведении мистера Аоно была явная тайна. Как и в преступлении на улице Гренель. Даже странно, как это Гош до сих пор не понял, что по всем признакам главным подозреваемым должен быть японец.
Какой он офицер, какой выпускник Сен-Сира, если не разбирается в лошадях? Как-то раз Кларисса, исключительно из человеколюбия, решила привлечь молчаливого азиата к общему разговору и завела беседу на тему, которая должна быть интересна военному человеку – о выездке, о скачках, о достоинствах и недостатках нор-фолкской рысистой. Хорош офицер! На невинный вопрос «Случалось ли вам участвовать в стипл-чейзе?» ответил, что офицерам императорской армии строго-настрого запрещено заниматься политикой. Он попросту не знал, что такое стипл-чейз! Конечно, неизвестно, какие в Японии офицеры – может быть, они на бамбуковых палках верхом скачут, но чтоб подобное невежество проявил выпускник Сен-Сира? Это совершенно исключено.
Вот на что надо бы навести Гоша. Или подождать, не удастся ли выяснить еще что-нибудь подозрительное?
А чем плох вчерашний случай? Кларисса прогуливалась по коридору мимо каюты мистера Аоно, привлеченная весьма странными звуками. Изнутри доносился сухой треск, словно кто-то с редкостной методичностью крушил мебель. Набравшись смелости, Кларисса постучала.
Дверь распахнулась рывком. В проеме возник японец – совсем голый, в одной набедренной повязке! Смуглое тело блестит от пота, глаза налиты кровью.
Увидев Клариссу, свистяще процедил:
– Тикусе!
Заранее заготовленный вопрос («Нет ли у вас, мсье Аоно, с собой этих чудесных японских гравюр, о которых я столько слышала?») вылетел из головы, и Кларисса обмерла. Сейчас как затащит в каюту, как набросится! А потом порежет на куски и выбросит в море. Очень даже просто. И не будет больше мисс Клариссы Стамп, благовоспитанной английской леди, не слишком счастливой, но еще так многого ожидавшей от жизни.
Кларисса пролепетала, что ошиблась дверью. Аоно молча смотрел на нее, тяжело дыша. От него пахло кислым.
Пожалуй, поговорить с комиссаром все-таки стоит.
Перед файф-о-клоком она подкараулила сыщика возле дверей «Виндзора» и стала делиться с ним своими соображениями, но мужлан слушал как-то странно – кидал на Клариссу насмешливые, колючие взгляды, словно выслушивал признание в чем-то неблаговидном.
Один раз пробормотал в усы:
– Эк вас всех разобрало-то нашептывать друг на друга. А дослушав, спросил ни к селу ни к городу:
– Папенька с маменькой здравствовать изволят?
– Чьи, господина Аоно? – изумилась Кларисса.
– Нет, мадемуазель, ваши.
– Я с детства сирота, – ответила она, глядя на полицейского с испугом. Господи, это не корабль, а какой-то плавучий бедлам.
– Что и требовалось установить, – удовлетворенно кивнул Гош и, замурлыкав какую-то неизвестную Клариссе песенку, вошел в салон первым, что было уже откровенным хамством.
Осадок от разговора остался нехороший. Все-таки французы при всей их хваленой галантности не джентльмены. Конечно, они могут напустить туману, вскружить голову, устроить какую-нибудь эффектную выходку, прислать в гостиничный номер сто красных роз (здесь Кларисса болезненно поморщилась), но верить им нельзя. Английский джентльмен, может быть, и пресноват, зато знает, что такое долг и порядочность. А француз вотрется в доверие и непременно предаст.
Впрочем, к комиссару Гошу эти обобщения прямого касательства не имели. К тому же за обедом его диковинное поведение объяснилось, причем весьма тревожным образом.
За десертом сыщик, до сей минуты хранивший непривычное, нервировавшее всех молчание, вдруг в упор посмотрел на Клариссу и сказал:
– Вот кстати (и вовсе это было некстати), вы, мадемуазель Стамп, давеча спрашивали про Мари Санфон. Ну, ту дамочку, которую якобы видели с лордом Литтлби незадолго до его смерти.
Кларисса вздрогнула от неожиданности, а остальные притихли и с любопытством воззрились на комиссара, уже зная особенную интонацию, с которой тот начинал свои неторопливые «историйки».
– Я обещал, что расскажу вам про эту особу попозже. Вот время и настало, – продолжил Гош, по-прежнему глядя только на Клариссу, и взгляд этот нравился ей все меньше и меньше. – Историйка будет длинная, но скучать не придется, поскольку речь пойдет о женщине незаурядной. А куда нам торопиться? Сидим славно, сыры кушаем, оранжад пьем. Впрочем, если у кого дела, идите себе с Богом, папаша Гош не обидится.
37 
